Путь к Дураку. Книга первая. Философия Смеха.

— … Чхам… — чихнул Петя в третий раз и отворил глаза. Стоял он в своей избушке, будто и не ходил никуда. Старуха подевалась куда-то, но зато битком, было незнакомого народа. Толпилось у дверей несколько стражников в малиновых пообтрепавшихся кафтанах и с алебардами в руках. А прямо перед Петей стоял здоровенный мордатый детина, свисая длинными усами и сверкая глазами. «Воевода», — со страхом признал Петя.

— … Только не поймите меня правильно, — говорил кому-то воевода, — но человек, оказывается, всё может. Вот это меня как раз и настораживает … — тут он замолчал и, открыв рот, уставился на Петю,

— Вот он, голубчик! — рявкнул затем, быстро оправившись от изумления. — Там царь его дожидается, всю дружину переполошил, а он шляется непонятно где!..

— Царь? — вконец опешил Петя. — Царь, за мной?!. — Он вновь ощутил себя прежним всеми терзаемым стариком Петей, и ему захотелось спрятаться от всех далеко-далеко, глубоко-глубоко…

Он и согнулся уж весь, готовясь упасть в ноги, как вдруг услышал внутри спокойный урчащий голос: «Отвяжись, отвяжись немедленно от воеводы, от куклы своей. Вспомни, что ты, — Хозяин. Твори, начинай немедля творить». «Что? — удивился Петя внутри себя. — Что я могу сейчас творить?» «А что хочешь, — спокойно урчал Мяв внутри Пети, — твори слова, твори образы, главное твори…»

— За тобой, за тобой, — продолжал громыхать воевода, — ишь ты, птица важная, самого меня в путь подняли. Чего натворил, а ну ответствуй?!.

Петя поднял испуганные глаза, но отчего-то вдруг увидал воеводу не вживую, а как куклу детскую, которой в балагане представление разыгрывают: нос у него круглый и красный, как свекла; рот, распахнутый словно в крике, недвижим, а все звуки словно из живота вылетают; глаза краской нарисованы; а на голове, вместо шлема, ночной горшок прилажен.

Навис этот воевода кукольный над ним да что-то ему неподвижным ртом выговаривает грозно. А себя Петя пугалом недавним огородным увидел — стоит он, руки растопыркой, на ветру полощется вольно, рожи корчит весёлые.

Хоть и стращает его воевода речами грозными, но не испуг привычный ощущает в себе Петя от картины той кукольной, а даже напротив — смех весёлый и свободный. Отчего-то не напрягали его больше страсти те внутренние, ведь понарошку всё и не взаправду.

Едваедва Петя смех в себе сдержал, а затем легко как-то и неожиданно для себя сказал: