-Мы с княжной поспорили по этому поводу: она считала, что ты превратишь меня в какого-нибудь мелкого зверька и запрешь в клетку, чтобы я всегда была у тебя на виду.
-А ты?
-До последнего наивно верила, что отделаюсь легким испугом.
-Не выйдет, - честно предупредила грустно улыбающуюся девушку Яснина.
-Знаешь, я осознала все свои ошибки, но цена этого понимания оказалась непомерно высокой для меня, - плечи Велиславы поникли, а сама она как-то сжалась. Казалось, что высокая и тонкая, гибкая, как тростник девушка даже стала меньше ростом. Ее задорно поблескивающие карие глаза с золотистыми искорками поблекли, радость и веселье полностью исчезли из бархатистых теплых глубин, уступая место изматывающей печали, тоске и хронической усталости, которую она умело скрывала до этого. Красивая, яркая и жизнерадостная Велислава на ее глазах превращалась в изможденную, настрадавшуюся на долгие годы вперед и так и не смирившуюся с произошедшей в ней переменой женщину, даже выглядевшую сейчас на много лет старше...
Колдунья мягко подтолкнула сникшую, не сопротивляющуюся девушку вперед, заставив переступить порог комнаты и войти внутрь. Велислава покорно подчинилась, но сразу остановилась, едва она сняла руки с ее плеч, словно механическая кукла, у которой закончился завод. Яснина на мгновение отвернулась, чтобы закрыть за своей спиной дверь и позволить себе маленькую передышку. Крепко зажмурившись, она едва заметно вздохнула и медленно выдохнула через рот, чтобы немного успокоиться и взять себя в руки. Им предстоял долгий и тяжелый разговор, к которому нельзя было подготовиться заранее.
-Едва я пришла в себя, как сразу почувствовала это странное и болезненное чувство. У меня ничего не болело, хотя я прекрасно помнила, какую сильную, практически невыносимую боль ощущала накануне. Каждый сустав моего тела словно выкручивался против своей оси, казалось, что даже кости не выдерживают напряжения и ломаются. Даже воздух обжигал, словно раскаленная лава, касаясь измученной кожи... Мне впервые было так страшно... Последнее, что я запомнила - это странный гул, раздающийся в той проклятой пещере, словно потолок готов был вот-вот рухнуть на голову мне и моим мучителям. Я молилась, чтобы так и случилось... Потом темноту расколола яркая вспышка от какого-то проклятия, ослепившая меня, и пришла боль, терзающая, пытающая, неестественная. Я решила, что умерла... А утром проснулась...
Тьма кружила ее в гигантском круговороте, то глубоко затягивая в свою бездонную пропасть, то милостиво, словно играя, выталкивая на поверхность и позволяя почувствовать все то, что в этот момент чувствовало ее тело. А ведь она всего лишь хотела быть полезной Ордену, в идеалы которого свято верила, неукоснительно следуя им. Она мечтала проявить себя, обратить на себя внимание, заставить остальных магов признать, что она достойна занимать определенное место в этой заведенной системе.
Еще в годы ученичества она сбегала в лес или на реку, чтобы без помех часами предаваться сладким и упоительным мечтам о том, как она закончит обучение, подтвердит свой статус колдуньи и начнет быстрый путь восхождения. Она была совсем юной и наивной, раз считала, что это будет так просто, как в ее детских мечтах. Годы обучения не превратились для нее в пытку или тяжелое испытание, как для многих других. В столице все маги всегда на виду, их ученики постоянно общаются друг с другом, чтобы хотя бы как-то поддерживать свои силы, не позволить себе угаснуть и зачахнуть от глубокой тоски по дому и родным. Не часто наставники баловали детей, поступивших на обучение, такими щедрыми подарками, как разрешением навестить семью, а иногда этого не случалось никогда за все время, что дети познавали магические премудрости. Ей повезло, верно, но не потому, что ее наставник отличался сердечной добротой, вовсе нет. Скорее наоборот, ему было глубоко наплевать на вверенных ему детей. С ними занимались его слуги, которые зачастую приходились ему бывшими учениками, прошедшими своеобразную школу, которая была совершенно не востребована в столице, где могли прекрасно устроиться в жизни только сильнейшие маги. Когда Велислава была ребенком, это не тревожило ее, ведь ей позволяли делать все, что ей приходило в голову. Никто не сдерживал ее, не ущемлял свободу. Всем было глубоко все равно, чем занимается ребенок, что позволяло ей жить в прекрасных и радужных мечтах.