Путь к храму

— Но это только по началу. Я же Вам говорил это влияние Вашего прежнего сна, навеянного Взрывом, искажения накладываемые кармой. Со временем это пройдёт. Это можно преодолеть. Нельзя судить по нескольким снам, ведь их же миллионы! — как-то неуверенно и суетливо быстро залепетал Алхимик, на мгновение, отведя глаза.

Но его смущение длилось недолго:

— Это путь для многих. Для масс. Но, есть и другой путь — Вы к нему немного уже соприкоснулись, когда пытались влезть на «Колесо Фортуны». Это путь — стать Богом.

— Стать Богом? Вы шутите?

— Отнюдь. Мы делаем богов. Уже давно. Вы же сами видели как.

— Если Вы про этого Еушу, то это же обман, всего лишь обман!

— И, да и нет. Это иллюзия, которая овладела многими и зажила своей собственной жизнью, вторгаясь и влияя даже на сны по ту сторону нашего Храма. Мы, возможно случайно, запустили механизм, который без сбоев работает до сих пор. Это удивительнейшее открытие и величайший наш триумф, вышедший из поражения и смерти. И я предлагаю Вам испытать, что, значит, быть богом. Ваш сон не интересен для консервации, сами Вы весьма привередливы, и, наконец, через Вас начал свою игру Взрыв, так что нам ничего не остаётся, как попробовать её закончить самой сильной комбинацией своих карт — сотворить из Вас бога.

— И как же Вы намерены это сделать?

— Так же как и с Еушей. Механизм один и тот же. Ритуал есть ритуал. Осудить, повесить и воскресить. Только здесь это будет настолько условно, что всё это, поверьте, окажется весёлой игрой, цирковым шоу, но процедуру надо будет, тем не менее, соблюсти.

— И кто же меня будет судить?

— Как кто — вот они! — Алхимик встал, отошёл в угол, где во тьме скрывалась, ранее не замеченная Николаем дверь в какой-то узкий чулан. В свете свечи, которую Алхимик держал в руках, можно было разглядеть надпись на дверке — «Философическая подсобка». За дверью размещались стеллажи с множеством разномастных небольших пыльных сосудов. Алхимик наугад выбрал один из них и поставил на стол небольшую, заросшую паутиной, банку. Небрежным движением он стёр с неё пыль и ней показалась надпись — «консервирующий раствор». Сквозь мутноё стекло было видно, что в ней, в слабом, едва мерцающим, свечении, копошились, активно бурля, множество не то каких-то мелких глистов, не то склизких и бесформенных, только ещё едва зарождающихся, сгустков биомассы.

— И за что же меня будут судить?

— Как за что? Неужели Вы уже забыли, зачем сюда пришли? — Алхимик насмешливо улыбнулся, прямо глядя в глаза похолодевшего Николая.

Алхимик зачерпнул глубокой ложкой содержимое банки, так чтобы в ней оказалось несколько склизких комков, и вылил улов прямо на середину стола. Растёкшаяся небольшая лужица, в которой отчаянно бились о стол три извивающиеся быстро тающих червяка, стала стремительно высыхать, с шипением бурля и разбрызгивая во все стороны ядовитые брызги, порождая облако едкого пара. У Николая запершило в горле, заслезились глаза, он почувствовал, как им овладевает, наполняя члены мягкой слабостью, кружащий голову, непреодолимый дурман.

Скоро дым рассеялся, и перед ним, из стремительно тающих сгустков испарений, соткался на некотором отдалении от него, стол, за которым важно восседали трое существ.

Первое из них, было каким-то бесформенным расплывшимся сгустком биомассы. Эта масса как-то корчилась, хлюпала, дёргалась, по ней прокатывались волны судорог, видно оно упорно стремилась воплотиться в какую-то форму. Время от времени оно становилось похожим на то, во что превратился запечённый на столбе Мразогорий, после недели, другой, разложения. Но эти состояния, видно максимально возможного для этого существа, приближения к человеческому облику, не длились долго. С таким трудом приобретённая форма неизбежно быстро расплывались, и непрерывные, можно сказать, яростные муки её поиска продолжались снова и снова.

Второй был аккуратненький толстячёк, размером раза в три меньшим, чем нестабильный сгусток биомассы рядом с ним, лысенький и круглоголовый, с внимательным взглядом из-под очков, всем своим видом показывая многую скорбь от много знания.

Третьим существом была толстенная птица неизвестной породы, едва помещавшаяся в огромной клетке, стоящей на столе, и смешно топорщащая сквозь прутья жуткие обрубки вместо крыльев.