— Дай тебе волю, ты для экспериментов в космосе и новгородский вечевой колокол приспособишь, — сказал Виктор Сергеевич. Однако возражать не стал. Это даже интересно: ядерная энергия, космос и… свисток!
Загорается сигнальная лампочка — система готова к работе. Натраленный ловушкой водород собран в накопителе, количество его достаточно для начала реакции.
В полной тишине Карпенко нажимает пусковую кнопку.
— Да будет свет! — провозглашает Акопян, но на шутку никто не обращает внимания.
Хронометры равнодушно отсчитывают время: семь секунд, восемнадцать, двадцать девять…
И вдруг в рабочем отсеке межпланетного корабля, на обзорных экранах которого виден приближающийся Марс, зазвучали чистые, хрустальные звуки флейты…
— Что это? — изумленно спросила Марина.
— Свисток!
— Пошла… Пошла-а! — закричал Карпенко.
Калантаров скромно улыбался. Все смеялись, хлопали друг друга по плечам, пожимали руки.
И тут, преодолев огромное расстояние, из динамиков громкой связи вырвался срывающийся от волнения и восторга голос академика Серова:
— Голубчики… родные… получилось!
ГЛАВА 9
НА МАРСЕ — БУРЯ
— Температура поверхностных слоев на освещенной стороне — триста двадцать градусов Кельвина!
— Вращение вокруг оси приблизительно двадцать суток.
— Локаторы дают наличие воды и суши.
— Толщина атмосферы — тысяча семьсот километров.
— Уточненная масса — сорок три целых, две десятых земной.
Сообщения поступали непрерывно, и характер планеты становился все яснее…
Семь месяцев пути…
И не вспомнишь сразу всего, что было.
После того как в самом начале марсианской экспедиции отказала кислородная система, случались и другие происшествия — иногда пустяковые, а порой и весьма серьезные. Однако с каждым днем росла уверенность, что полет завершится благополучно и программа экспедиции будет выполнена.
Двести девятнадцатые сутки полета
Сегодня последняя по трассе коррекция.
Сергей Меркулов сосредоточенно проверяет расчеты штурмана, проигрывает их на бортовой вычислительной машине. До наземных антенн Центра управления полетом сейчас примерно 47 миллионов километров. Самое трудное — учесть влияние поясов радиации и магнитных бурь. Последняя коррекция совершается без помощи Земли, самостоятельно.
— Виктор Сергеевич, все в порядке.
Виктор Сергеевич одобрительно улыбнулся, положил ладонь на плечо второго пилота.
— Действуй!
Начинается маневр выхода на расчетную трассу. Корпус космического корабля мелко вибрирует. Марс на командном экране медленно плывет вверх, смещается вправо и наконец застывает неподвижно.
— Трасса расчетная! — докладывает Меркулов. — Завтра утром переходим на орбитальный полет.
Непривычен, странен горизонт близкой планеты. Яркая синяя полоса высвечивает верхний полукруг Марса, от нее в космос расходятся лучи, тоже синие, но более прозрачные, мягкие. Эти удивительной красоты голубые лучи уходят далеко-далеко и словно тают в черной пустоте космоса.
Ночь наступает быстро. Контуры Марса расплываются. Еще кое-где выступают желто-синие пятна самых высоких кратеров, но и они прямо на глазах исчезают, будто проваливаются куда-то в глубь планеты.
Восход солнца чем-то похож на земной.
Причудливо изгибаясь, движется по поверхности планеты линия терминатора — границы, отделяющей день от ночи. Она напоминает узкий, медленно поворачивающийся серп. Освещенная поверхность неудержимо увеличивается. Полюс еще в тени, а облака над ним уже светятся. Над самым полюсом они белые-белые, так и слепят глаза.
Справа и чуть выше полюса одно-единственное облако. Очень плотное, почти красное… Кажется, на него можно сесть, как на ковер-самолет из детских сказок. Приборы подтверждают: красные облака в десять раз плотнее, чем белые, полярные.
Двести двадцатые сутки полета
До Марса немногим более тысячи километров.
Включились тормозные двигатели.
Нарастают перегрузки…
Кажется, что они длятся бесконечно, но проходят считанные минуты, и вот земной корабль «Вихрь» становится спутником Марса.
Теперь до Марса рукой подать. Весь экипаж в командном отсеке у самого большого экрана.