Путь к перевалу

— Обернется, так скажем прямо: взяли кресты на кладбище…

Петр Ильич вернулся часа через полтора и подозвал к себе участников «крестового похода».

— Натворили! — начал он без всякого предисловия. — Всю деревню против себя восстановили!.. Позор!

Все пятеро молчали.

— Чуть замял это дело, — продолжал Петр Ильич, понизив голос. — А теперь вот что — немедленно в деревню, и чтоб через два часа кресты были на месте. Поняли?

— Поняли, — ответил Саша. — Только зачем такая спешка, можно ведь и вечером.

— Ну, хватит рассуждать!..

А через час работавшая в поле одиннадцатая группа увидела странное шествие. Вначале никто ничего не понял. А когда разглядели, то хохот раскатился по всему полю.

Во главе удивительной процессии шагал Костя Славин с огромным крестом на плече. За ним по двое в ряд шли Саша с Войцеховским и Вайман с Птичкиным — тоже с крестами на плечах и во все горло тянули что-то среднее между похоронным маршем и «Дубинушкой». Сзади них со смехом и криками бежала целая ватага деревенских ребятишек. А замыкал шествие большой облезлый пес, охрипший от лая при виде столь необычного зрелища.

Петр Ильич растерянно молчал. Он так старался, чтобы это происшествие не получило огласки. А по всему полю к дороге бежали студенты, за ними — колхозные ребята и девушки. И вся эта толпа, отнюдь не похожая на похоронную процессию, валила в сторону кладбища, уныло сереющего на краю поля.

***

Собрание было бурным. Несмотря на все доводы Петра Ильича, ребята никак не хотели «строго и решительно осудить неблаговидный поступок своих товарищей».

Впрочем, Войцеховский тут же отмежевался от «неблаговидного поступка», заявив, что они с Костей Славиным в данном случае играли всего лишь роль «рабочей силы».

— Сказали нам «бери», — мы взяли. Сказали «неси», — мы понесли. А кто сказал, — не помню.

Еще более скромную роль играл, оказывается, в этом «поступке» Женя Птичкин. Он просто помогал Войцеховскому и Славину. Что же касается Бори Ваймана, то по его словам выходило, будто бы он даже отговаривал ребят от рискованной затеи.

Получалось так, что единственным виновником «поступка, ложившегося пятном на всю группу», был Степанов. Тем более, что сам он и не пытался выгораживать себя! На Сашу и обрушил весь гнев рассерженный Петр Ильич. Правда, в разгар его нравоучений Славин не выдержал и крикнул, что все они виноваты. Но Петр Ильич сейчас же спросил его:

— А кто был организатором этого шутовского шествия с крестами?

— Я думаю, организаторами были те, кто придумал нести кресты на кладбище, — ответил Саша. — А то, что мы подурачились дорогой, так в этом нет ничего особенного.

— Но вы хоть понимаете всю неблаговидность вашего поступка? — горячился Петр Ильич.

— Не очень.

— А что же тут неблаговидного? — спросила Светлана. — Ведь отнесли кресты на место!

— Подумаешь, кресты! — протянула Вика Хонцер. — Если бы они трактор взяли…

— Верно — поддержал Краев.

— Сейчас же прекратите шум! — потребовал Петр Ильич. — Беленький, скажи-ка, совместим ли этот поступок со званием комсомольца?

Витя замялся:

— Да ведь о крестах в уставе ничего не сказано. А что касается борьбы с религией…

— При чем здесь борьба с религией! — Петр Ильич даже покраснел от досады. — Степанов нарушил общественный порядок. Понимаете? Общественный порядок!

— И что вы все: Степанов да Степанов! — не унималась Светлана. — Когда он придумал бригады, никто ему доброго слова не сказал. А теперь, когда Степанов какие-то гнилушки взял, принялись его прорабатывать!

— Постой! — перебил ее Фарид Ибрагимов. — Дайте слово. Я скажу так. Организовал Степанов бригады — хорошо. Мы его за это уважаем. А вот унес кресты — плохо. Почему? Да потому что, во-первых, без разрешения даже деревья из леса нельзя тащить, а кресты все-таки люди делали. Во-вторых, сегодня Степанов отвлек от работы всю группу. Я сам побежал смотреть…

— А ты бы не бегал!

— Нельзя было, когда все бегут…

Саша не выдержал:

— Никого бы мы не отвлекали, если бы не заставили нас днем с этими крестами возиться. Я предлагал их ночью отнести…

Наконец поднялся Иван. Он час тому назад приехал из другой деревни, где работал на подъеме зяби.

— Скажу прямо. Не ожидал я такого… И дело здесь не в религии, не в каком-то нарушении порядка. Дело в том, что у каждого человека есть в жизни что-то самое дорогое. И надо бы научиться уважать это, не быть такими бездушными.

Саша облизал пересохшие губы. Он хотел сказать Ивану, что все было не так. Но что не так? Ведь он все-таки пошел на кладбище. Не говорить же сейчас, что вначале он отговаривал товарищей и даже спорил с ними! Чем он тогда будет лучше Ваймана и Войцеховского?

Но упрекать его в бездушии? Отчитывать только за то, что не стал он юлить и изворачиваться… Эх, Иван, Иван!

А в наступившей тишине звенел уже взволнованный голос Люси:

— Да, поступили нехорошо. Ведь под каждым из этих крестов — чьи-нибудь родные. А Саша…

— Ну, что Саша? Что Саша? — закричал он, вскакивая с места. — Ведь все вы просто ничего не знаете. А говорите…

— Но что еще нужно знать, скажите, пожалуйста! — перебил Петр Ильич. — Теперь все ясно!

Люся возразила: