Путь к перевалу

— Урядник не урядник, а спуску не давал. Если же все будут относиться к студентам так, как ты…

— Это было в университетских традициях всегда.

— Мало ли что было. А нынешним студентам только дай волю!

— Это наш вечный спор. Я никогда не пойму твоего взгляда на молодежь. Ведь им жить, а нам с тобой… Да и для кого мы работаем, пишем свои труды, читаем лекции?

— Делаем-то мы для них не мало. А толку? Выучили вот Воронова…

— И что же?

— Как что? Чего только не услышали от него, нашего ученика, сегодня! Геология устарела! Зашла в тупик! Кто дал ему право делать такие заключения? О каком тупике может идти речь, если мы каждый год, каждый день узнаем все новые и новые факты о строении тех или иных регионов, выявляем новые закономерности в размещении полезных ископаемых, вводим в свой арсенал новые методы исследования…

— Ну, ты, кажется, не очень ратуешь за эти новые методы, судя по тому, что говорил на сегодняшнем заседании.

— Я выступал против превращения факультета в филиал физмата. Да! Против разрушения нашей традиционной лабораторной базы, против подчинения ее чуждому геологии направлению. Ведь к чему клонит Воронов? К тому, чтобы все ассигнования на оборудование шли на приобретение всяких там электронографов, осциллографов, то есть того, что нужно только ему.

— Но ты сам говорить, что все мы вводим новые методы исследования.

— Вводим. Но если, к примеру, тебе понадобится какой-нибудь радиоактивный изотоп, ты не будешь требовать создания на факультете атомного реактора.

— Гм… допустим.

— Вот то-то и оно! Для того чтобы украсить работу двумя-тремя рентгеновскими анализами, всегда можно сделать их на стороне. Без всяких хлопот…

— Н-да… «Украсить», говоришь?

— Ну, иллюстрировать, что ли. Не все ли равно! Это же геологические работы. Вот для Воронова — другое дело. Ему эти осциллографы стали дороже минералов. Заведующему кафедрой минералогии!

Греков нахмурился:

— К чему столько желчи, Модест?

— Но как же иначе! Разве можно говорить спокойно, когда человек, называющий себя геологом, воспитанный этим факультетом, предлагает отбросить, как старую ненужную рухлядь, то, над чем мы трудились десятки лет. И не только мы, но и сотни, тысячи наших коллег во всей стране!

— Постой, Модест. Я понимаю тебя, но Воронов поднял такой вопрос, от которого нельзя отмахнуться. Он слишком серьезен и сложен. Это верно, все мы не сидим сложа руки. Но ведь главное не в том, как мы работаем, а в том, что мы делаем…

— Ты, я вижу, готов согласиться с этим… отщепенцем?

— Нет, я не разделяю мысли, что геология зашла в тупик или что-то в этом роде. Здесь Воронов, конечно, перегнул. Но то, что в нашей науке не все благополучно, это непреложный факт. И чем скорее мы признаем его, тем лучше.

— Ты это серьезно?

— А ты не согласен?

— Я даже в толк не возьму, о чем ты говоришь! Что у нас неблагополучно? Чем мы хуже других? Количество печатных работ на факультете растет из года в год. И все на должном уровне. Диссертации защищаются тоже, как будто, неплохо. Количество докторов и кандидатов наук — дай бог каждому факультету!

— Не в этом дело, Модест! Как ты не поймешь! Не в том главное, как мы работаем, а в том — над чем работаем. И Воронов справедливо заметил…

— Слушай, Леонид, неужели ты можешь всерьез принимать его выступления? Этот человек враждебен не только нам с тобой…

— Враждебен? — удивился Греков. — Почему враждебен? Я действительно долго не соглашался с целесообразностью его научной тематики и в свое время прямо и не раз говорил об этом. Но и только. А теперь мне кажется, что и в этом я был не совсем прав. Во всяком случае, его последние статьи о связи оптических свойств минералов с магнитными свойствами и структурой кристаллической решетки дают нам очень многое.

— Ну, мало ли…

— Но сейчас речь не об этом. И не о Воронове вообще. Его выступление лишь напомнило мне о том, что давно уже было предметом моих собственных раздумий. Да, Модест, я вижу, что в науке нашей не все благополучно. Сам процесс установления истины остается у нас чисто умозрительным.

— Это почему же?

— Да ведь как мы строим подчас наши теории и гипотезы? Обобщаем имеющиеся в нашем распоряжении факты и на основании этих обобщений делаем те или иные выводы, аргументируя их только тем, что они не противоречат имеющимся фактам. Если же через некоторое время появятся другие факты, не укладывающиеся в «теорию», то на смену ей приходит другая «теория». И мы считаем, что это в порядке вещей.

— Ну и что же? Истина всегда познается не сразу.

— В том-то и дело, что подобные «теории» не только не приближают нас к истине, но вообще отодвигают задачу отыскания истины на задний план. Ведь сплошь и рядом бывает, что формально логический анализ фактического материала приводит к двум, а то и к нескольким взаимоисключающим выводам, причем все они оказываются как будто равновероятными. На каком же из них мы останавливаемся?

— Ну… на том, который наиболее разумен, который подсказывает наша интуиция… — осторожно ответил Бенецианов.