Путь к престолу

Матушка сообщила мне, что вы, отец мой, изъявили желание посмотреть, как я буду справляться с управлением страной. Я клянусь вам, что постараюсь оправдать возлагаемые на меня вами надежды. Отныне, во исполнение вашего святого для меня пожелания, я принимаю на себя управление Англией. Я умоляю вас, царственный отец мой, не тревожиться об вашей, а отныне — нашей вотчине, и не утомлять себя помыслами и заботами об этой стране Вы увидите, что я достоин вашего доверия, и моя бесценная матушка — ваша супруга, кою вы любите столь безмерно! — права, называя меня вашим истинным сыном.

За сим я прощаюсь с вами, мой дорогой отец, и шлю вам свою искреннюю благодарность за все то, что вы с матушкой сделали для меня.

Писано в день святого Шелана Валлийского, смиренным архиепископом Кентерберийским Адипатусом, руку и печать приложить соизволил Робер Плантагенет фон Гайавата де Каберне де ля Нопасаран, граф Монте-Кристо, наследный принц и властитель Англии.

Сука! Сука!! СУКА!!! Наваррская овца! Пиренейская шлюха! Как, нет, как она посмела?!! Как она посмела вмешаться?!! Да я!.. Да я все ее семя!.. Огнем и мечем!.. Да я ее… СУКА!!!

Часть вторая …и мир

Вступление Рассказывает Эм из Клю, служанка принцессы Марион

Ой, мамочки, ну и натерпелась же я страху! Разве ж знала, что попаду в такие переделки! Не по мне это все, что и говорить… В деревне-то у нас если что и случается, так и то у соседей. Ну, корова отелилась, ну, свинья опоросилась, ну, муж жену поколотил, ну, кузнец запил… И все. Жила — горя не знала. Правда, и хорошего было не так чтоб много, но вот как меня к молодой-то госпоже взяли, тут та самая райская жизнь и пошла, про которую в церкви говорят. Ела каждый день досыта, о тяжелой работе и думать забыла. Велико ли дело госпожу нашу красавицу одеть — причесать, да за вещами ее присмотреть, ну и сбегать куда, если велят? Вот и я говорю — чистый рай! А уж как по деревне-то своих проведать пойдешь — так и вообще словно королева… Все тебе улыбаются, шутка ли — служанка самой молодой леди! Это вам не овец пасти, ясное дело.

Вот мы и жили — не тужили, а тут такое началось… Красавица наша принца себе нашла, да такого, что любо-дорого поглядеть! И жить бы им, да радоваться, детишек плодить, ан нет. Благородные, принцы они или нет, а только жить не могут без всяких своих мужских глупостей. Вот у нас в деревне как водится: ну, выпьют на праздник вечерком мужики браги, ну, подерутся, и всего делов. И себя показали, и силушкой померялись, чего ж им еще? Стало быть, опять можно жить спокойно.

А был у нас мельник, так тот не мог долго без драки обойтись, хоть и человек уважаемый. А жена у него была уж до того добрая и приветливая, что все ее любили и жалели — понимали, как ей тяжко приходится. И, стало быть, как увидят, что он опять смурной ходит, так сразу драку с ним и затеют — он сердцем и отойдет. А она уж так была благодарна, так благодарна, что и не передать. А у принцев, у них не так, простой дракой не обойдешься — если какое царство — королевство себе у другого принца-королевича не отобрали, все! Сидят, печалятся, на жен орут, а то и поколотить могут. Дело-то, конечно, пустяшное, не бываешь бита — считай, и замужем не была, но если так день за днем пойдет? Ясней ясного, что пора на войну его отправлять, чтоб дома не мешался. А там повоюет, успокоиться, да еще и подарков привезет. А что убьют — это вряд ли… что ж он, дурак, первым-то лезть? У него, небось, для этих дел и войска, и всяких там рыцарей достаточно…

Вот я думала, что и у нас так же дело пойдет. Будем себе жить дома, в Нотингеме, а если куда и переедем, так в самый Лондон. Вот няньку только с собой брать бы не надо — уж больно она всюду нос сует, да и нами командует, словно госпожа какая. Пусть себе дома сидит, чулки вяжет. А если что, я с ребятенками и сама справлюсь — мало ли я огольцов вынянчила, у меня ж младших братьев да сестричек семеро! Уж понимаю, что к чему.

Няньку мы и вправду с собой не взяли, да только и сами-то ни в какой Лондон тоже не попали. А попали в Скарборо: городишко так себе, да еще и всякого сброда там полным-полном, за порог вечером выйти страшно. Я-то особо и не хожу никуда, это Бетси у нас у нас любит всюду шастать. Да еще так нос задирает, будто у госпожи в самых главных служанках состоит. Много она о себе возомнила, что и говорить… И все толкует мне: «Запоминай, дура деревенская, ты теперь не просто «подай-принеси», ты, ровно как и я, считай, уже дамдонерь!» Что за дан… дам… дамдонерь такая, не знаю, да и слово дурацкое, только надо понимать, что это поглавнее даже няньки будет… Радоваться этому или нет, но по мне никакая дам-да-в-дверь не в радость, если Марион наша за своим муженьком на всякую войну таскаться будет, а мы, стало быть, за ней…