Может наступить мгновение, когда душа начнет внутренно переживать себя совершенно иначе, чем обыкновенно. В большинстве случаев это бывает сначала так, что душа как бы оживает, переходя от сна к сновидению. Но тотчас становится ясным, что это переживание нельзя сравнить с тем, что разумеют обычно под сновидением. Бываешь тогда совершенно исторгнут из мира внешних чувств и рассудка и однако переживаешь все так же, как и в обычной жизни, когда в бодрственном состоянии стоишь перед внешним миром. Чувствуешь побуждение представить себе это переживание. Для этого представления берешь те понятия, какие имеются в обыкновенной жизни, но очень хорошо знаешь, что переживаешь нечто совсем иное, чем то, к чему относятся эти понятия нормально. На последние смотришь только как на средства для выражения переживания, которого дотоле не испытывал и о котором знаешь, что в обыкновенном существовании оно невозможно. Чувствуешь себя как бы окруженным грозою и бурею. Слышишь гром и видишь молнии. Знаешь, что находишься в комнате в каком-то доме. Чувствуешь себя пронизанным силой, о которой дотоле ничего не знал. Потом чудится, что видишь в стенах вокруг себя трещины. Хочется сказать самому себе или лицу, стоящему рядом с тобой: дело плохо – молния ударила в дом, она настигает меня. Я чувствую себя схваченным ею. Она меня уничтожает. И после того, как пройдет целый ряд таких представлений, внутреннее переживание переходит опять в обычное душевное состояние. Находишь себя снова в себе, вместе с воспоминанием о только что пережитом. Если это воспоминание так же живо и точно, как и всякое другое, то оно дает возможность составить суждение о только что пережитом. Тогда непосредственно знаешь, что пережито было нечто такое, чего нельзя пережить никаким телесным чувством, а также и обыкновенным рассудком. Ибо чувствуешь, что только что сделанное описание, какое можно дать себе или другим, является только средством для выражения этого переживания. Выражение это хотя и является средством, чтобы объясниться по поводу пережитого, но само не имеет с ним ничего общего. Знаешь, что для такого переживания не нуждаешься ни в одном из своих внешних чувств. Кто сошлется здесь на скрытую деятельность внешних чувств или мозга, тот не знаком с истинным характером этого переживания. Он держится описания, которое говорит о молнии, громе, трещинах в стене, и поэтому думает, что душа пережила лишь отголоски обыденной жизни. Он принужден считать пережитое лишь за видение в обыкновенном смысле слова. Он не может думать иначе. Одно только упускает он из виду – то, что изображающий такое переживание пользуется словами: молния, гром, трещины в стене, как образами для пережитого, но что он не смешивает само переживание с образами. Правда, ему самому представляется, как если бы он действительно воспринимал эти образы. Но в данном случае он не так относится к явлению молнии, как когда он видит ее своими глазами. Видение молнии является для него чем-то, как бы простертым над действительным переживанием; сквозь молнию смотрит он на нечто совсем иное, чего нельзя пережить в чувственном мире.
Для правильного суждения необходимо, чтобы душа, переживающая подобное состояние, сумела совершенно здраво отнестись к внешнему миру, когда это переживание окончится. Она должна быть в состоянии правильно сравнивать испытанное ею особое переживание с переживанием обычного внешнего мира. Кто даже в обычной жизни склонен предаваться всяким мечтательным представлениям по поводу вещей, тот мало пригоден для такого суждения. Чем больше у человека здравого, хотелось бы сказать, трезвого чувства действительности, тем это лучше, когда дело идет о правдивом и значительном обсуждении подобных вещей. Отнестись с доверием к своим сверхчувственным переживаниям можно только тогда, когда имеешь право сказать себе по отношению ко внешнему миру, что принимаешь вещи и события отчетливо такими, каковы они есть.
Если все необходимые условия таким образом исполнены, и человек имеет основание признать, что он не сделался жертвой простого видения, то он знает, что пережил нечто такое, для наблюдения чего тело не послужило посредником. Наблюдение было произведено непосредственно, помимо тела, окрепшей в самой себе душой. Он получил представление о переживании вне своего тела. Ясно, что в этой области закономерные различия между мечтанием или иллюзией и подлинным, произведенным вне тела наблюдением могут быть установлены только в том же самом смысле, как и в области чувственных восприятий. Бывает, что какой-нибудь человек обладает живым вкусовым воображением и уже при одном представлении о лимонаде ощущает почти так, как если бы он его действительно пил. Но различие между тем и другим выяснится тем не менее из всей совокупности жизненных условий. То же самое можно сказать и о переживаниях вне тела. Чтобы прийти в этой области к представлениям совершенно убедительным, надо здраво вжиться в нее, приобрести способность наблюдать взаимную связь переживаний и таким образом исправлять одно другим.