Путь к счастью. Откровение максималиста и пессимиста, экспериментатора и подопытного, почемучки-хроника и вечного искателя ответов в одном лице

Вера Светлова Путь к счастью. Откровение максималиста и пессимиста, экспериментатора и подопытного, почемучки-хроника и вечного искателя ответов в одном лице

«О, Господи! Дай мне силы и мужество, чтобы смириться с тем, что изменить я не в силах, и чтобы бороться с тем, что изменить я обязан. А ещё дай мне мудрость, чтобы суметь отличить одно от другого…»

Глава первая. Предыстория. Скоро сказка сказывается — да не скоро дело делается…

Жила-была маленькая девочка — толстенькая, взбалмошная и самолюбивая. Жила при маме и папе, бабушках и дедушке. Жила, улыбаясь всем так, будто мир вечно солнечен и лучезарен, а людские души, как и их улыбки, добры и ласковы.

…Майское солнце рассекает холодную утреннюю тень в проёме двух рядом стоящих домов, и ослепительно яркий в контрасте с соседствующей тенью луч ложится под ноги маленькой девочки, которая прогуливается во дворе в ожидании отъезда на дачу в новеньких, с иголочки, импортных брючках.

Солнце, весна, восторг от новомодного синего с белыми пуговичками чуда, предстоящая поездка — всё это в стократном преломлении будто брошенного под ноги согревающего майского луча наполняют детское сердечко великолепием Жизни. И даже расставание с галчонком, почти ручным, который каждое утро лакомится на кухонном подоконнике, и мысли о его ближайшем сиротском будущем не омрачают ожидания Чуда — ожидания Жизни, Солнца, наивысшую лучезарную Веру в доброту мира, так правдиво и обострённо представляющуюся в эту памятную минуту. Веру в непререкаемость некой глубинной, природной Справедливости земных и человеческих законов.

Нет, взбалмошное в синих брючках Детство вовсе не предавалось столь серьёзному анализу собственных эфемерных чувств. Девочке просто было хорошо, чертовски хорошо на душе!

Шли годы… Глобальные иллюзии о вечно здравствующей старушке Доброте медленно таяли. Но столь медленно и мало заметно, что пока не причиняли острой боли и не пробуждали Сознание.

И вдруг — разочарование, растерянность, боль! И даже серьёзнее: глубинное потрясение. Обидели маму — самую лучшую, самую любимую. Обидел тот, кого девочка считала своим старшим другом, кто всегда был с ней, маленькой девочкой, ласков и доверителен в общении, улыбчив и заботлив!

Растерянность…

— Как же так?! Как ТАКОЕ может быть?! — спрашивала себя маленькая девочка бессчётное количество раз.

Взрослые компромиссы, неоднозначности и несовершенства ещё не открылись детской Наивности. Жизнь для этой Наивности была прямолинейна и светла — солнечный день и полный штиль за кормой.

…Майский луч, сжимаясь и пятясь, вполз в воздушную расселину между домами. Теневая завеса вспыхнула гигантским обжигающим швом и застыла стеной, надвое расколов детское Сознание той всё ещё маленькой, взбалмошной, самолюбивой, но в миг повзрослевшей девочки.

Детство и юность не знают компромиссов. Максимализм упорно разводит в разные стороны Чёрное и Белое, выстраивая в аккуратные шеренги подальше друг от друга.

Нет, то, что бывают люди злые, — это девочка знала. И то, что люди, совершающие плохие поступки, ОБЯЗАТЕЛЬНО (в теории Чёрного и Белого) ПЛОХИЕ — это несомненно.

Но как?! Как могло произойти, что человек, которого детский наивный Максимализм окрестил другом, которому он доверился, его заботам и улыбкам, как такой человек мог обидеть маму?! Вернее, всё в точности наоборот: раз он обидел маму, то, значит, он — злой! Но с ней, с девочкой, он был добрым! Он УЛЫБАЛСЯ!

— Значит, я не знаю людей? — спросила сама себя маленькая девочка. — Улыбаться может не только добрый, но и злой?! Как же узнать, кто где?

Пережитое потрясение явилось Открытием, ОТКРОВЕНИЕМ. И на ещё не потревоженных чистых страницах детского Сознания появилась первая запись: «НАУЧИТЬСЯ РАЗБИРАТЬСЯ В ЛЮДЯХ!»

И снова шли годы… И снова раз за разом, время от времени уже не совсем маленькая девочка нарывалась на свою памятную и неприятную знакомую — то самое Зло в лицемерном обличии Псевдодоброты. Но единственная запись на более ничем не тронутых страницах Сознания, застыв, так и стояла одинокой строкой, словно памятник навечно погребённой жажде и Познания, и Справедливости.

— Вечная память… — скажет Кто-то, склонив голову и облегчённо вздохнув. — Конец демагогии.

Ан нет, Кто-то рано радуется.

НАУЧИТЬСЯ РАЗБИРАТЬСЯ В ЛЮДЯХ! Эти слова шагали за девочкой все второе десятилетие жизни.

И вот молодая учительница замерла в напряжении и волнении перед тридцатью пятью парами глаз, пытливо изучающих её из-под причёсанных как никогда мальчишеских чёлок и торжественно напыщенных друг перед другом белоснежных бантов.

— Кто она?..

— Кто они?..