Путь к себе

Ильяс не пошел в поселок, он почему-то сразу направился в дом знахаря. Ноги сами туда шли.

Здесь ничего не изменилось за прошедшие десять лет. Подойдя к дому, он постучал в дверь.

– Заходи, Ильяс!

– Здравствуйте, дедушка! – улыбаясь, сказал Ильяс.

– Я знал, что ты приедешь.

– Почему вы мне еще тогда не сказали, что когда-то были настоящим батыром и обладаете теми знаниями, за которыми люди отправляются за тысячи километров?

– Всему свое время.

Ильяс прожил у Аркарбай-дуана все лето. Каждодневные тренировки на свежем воздухе, купание в озере, прогулки и задушевные беседы по вечерам сделали свое дело. В один из таких вечеров Аркарбай-дуана сказал ему, что настала пора встретиться ему с Кенжетаем.

Шаман приготовил бубен, колотушку и кобыз. Потом сложил кучку хвороста недалеко от своего дома, в форме конуса. И приготовился исполнить свои песню и танец.

– Прежде я не знал, как держать кобыз и смычок, но тут вдруг не только стал играть всевозможные мотивы и песни, но даже петь, и все это по вдохновению духов. Есть легенда, что впервые услышав звуки кобыза, враги бежали прочь, будучи уверенными в том, что сами боги обращаются к ним.

Шаман прикоснулся смычком к струнам кобыза и полилась над степью дивная мелодия. Это была не просто мелодия, а разговор, Ильясу показалось, что он даже слышит голоса. Аркарбай-дуана вел разговор с духами предков, с небом, землей, водой. Как-то незаметно он поджег костерок, вверх потянулся бледный дымок, и по веткам побежал огонь. Исполнив песню, шаман взял в руки бубен. Тихо-тихо застучал в него, начал раскачиваться из стороны в сторону и вдруг, вскинув вверх руку с бубном и запрокинув лицо к небу, прокричал: «Ай-й-й-й-я-я-я!»

«Сколько же ему лет?» – подумал Ильяс. Голос его был чистым, звонким и каким-то волшебным. Его крик, казалось, ударился о небо, рассыпался там на льдинки, что посыпались на землю, и земля от этого заискрилась. Ильяс не верил сам себе, но это было именно так. Внутри у него стало светло и легко. И опять негромко зазвучал бубен, голос шамана вплетался в этот звук.

Он завораживал, в голове как-то странно двоилось, Ильяс видел себя другим. У него было такое ощущение, что своим танцем этот шаман вывел его из его же тела, и теперь он видит все это со стороны, другими глазами. По земле стелился легкий туман позднего вечера. Аркарбай-дуана бесшумно шагал по кочкам в своих летних ичигах. Казалось, он плывет над землей. Подойдя почти вплотную к Ильясу, шаман просто встряхнул бубном и прислушался к шуму степи, леса и ветра. Потом задвигался по какому-то видимому только ему кругу, обошел его несколько раз и опять остановился.

Шаман вытянул вперед руки и начал раскачиваться на носочках, ударяя в бубен колотушкой. Звуки становились все более ритмичными. «Тамм-тамм-тамм», – понеслось над степью, звук набирал громкость. Ильяс заметил, что дымка вокруг баксы стала сгущаться, туман поднялся ему почти до колен. Пританцовывая на месте, Аркарбай-дуана начал выкрикивать, но полушепотом, непонятные слова. Движения его становились все резче. Он наклонял голову к земле, как будто что-то разглядывая, потом резко вскидывал ее вверх и замирал на мгновение, гордо выпятив грудь.

Бубен запел совсем уже часто, ритм его слился в один неподражаемый звук. И вдруг… На небольшом, буквально руку протянуть, отдалении от Ильяса… стоял конь.

Шаман протянул к нему руки и заговорил. Слова были непонятны, да Ильяс и не вслушивался в них. Он, не моргая, смотрел на коня, а конь смотрел на него. Туман по-прежнему стелился у конских ног, но совершенно не закрывал обзор. На гнедой морде животного ярко выделялись крупные, влажные, выпуклые живые глаза.

Они разглядывали его как будто с вопросом: «Кто ты, человек?». А человек не мог отвести свой взгляд, и в груди у него стал собираться комок. Сначала ком был ледяным, но чем дольше они смотрели в глаза друг другу, тем он становился теплее, и уже не так больно и холодно было внутри.

Перед глазами Ильяса плыли картинки из детства, юности, настоящие дни. Обиды, боль, все самое плохое, что было в жизни, все, что хотелось выкинуть, забыть, не вспоминать. Вся неустроенность и глупость, то, чего никогда не хотелось бы повторить и показать людям. Все это увидел конь. И как понял Ильяс, священное животное забрало это себе. Глаза коня стали совсем грустными, а на рыжей груди проявилось и стало расползаться небольшое черное пятно.

Вдруг, Ильяс увидел, что конь был не один, на нем восседал всадник, в котором Ильяс узнал Кенжетая. И он был по-прежнему молод, красив и силен.

Всадник спешился и подозвал Ильяса.

– Здравствуй, Ильяс! Потомок почтенного рода Уак! Я рад, что ты внял моим советам. Теперь в тебе есть та сила, которая наполняла батыров нашего рода: сила родной земли, сила аруахов. Теперь ты достоин быть учителем своих потомков. Наш род не погибнет, он будет существовать в веках.

Он протянул руку.

– Вот, возьми, это твой тумар, он будет оберегать тебя до конца твоих дней, а потом и твоего сына. Борьба – твое истинное призвание. Счастливой тебе дороги в жизни, джигит!