Он протянул мне руку:
— Сид Киндлер.
— Джеки Манн, — отозвался я, хотя отдавал себе отчет, что уж он-то прекрасно знает, кто я такой. Мы пожали друг другу руки. Несмотря на обманчивую внешность, у Сида оказалась самая крепкая хватка, какую мне доводилось ощущать на себе со времен лагеря лесорубов.
Безо всякой вкрадчивости:
— У вас есть представитель?
— Представитель? Вы имеете в виду агента?
— Ну да. Агента. Импресарио.
— Один раз я заплатил какому-то парню двадцать долларов, чтобы он представлял мои интересы.
— Он что-нибудь раздобыл?
— Раздобыл — мои двадцать долларов.
Полуулыбка, потом:
— Я буду брать десять процентов, и то — когда добуду вам работу.
— Но, как я понял, у меня сплошные недостатки.
— У вас есть минусы, но есть и плюсы. Вы симпатичный паренек, ловко держитесь на сцене… Вот.
— Я владею литературной речью, — просиял я. Мое самое главное достоинство. Я с волнением сообщал об этом, думая набить себе цену.
Сид пожал плечами — на него это произвело такое же впечатление, как если бы я заявил, что владею искусством приготовления ледяных кубиков. Он подытожил свои наблюдения:
— Вы — неповторимая личность, вы хорошо шутите… У вас есть талант.
За все то время, что я пытался смешить людей — начиная со школьной скамьи и заканчивая Театром на Четырнадцатой улице, — никто ни разу не сказал мне таких слов. Может, кто-то и говорил, что у меня смешно получается, что я хорошо откалываю шутки, — но то же самое можно сказать про какого-нибудь наклюкавшегося клерка на рождественской вечеринке на работе. Сам-то я всегда считал себя талантливым. Убеждал себя в этом. Но когда ты — единственный, кто так говорит (особенно если ты — единственный человек, кто так говорит после того, как ты закончил выступать перед шестью болванами перед рассветом), — то становишься похожим на безнадежного упрямца, который пытается уверить себя в том, чего нет и не бывает. И вот впервые в жизни другой человек пытался убедить меня в том, во что я сам упорно верил. Он произнес всего несколько слов — «У вас есть талант», — и я перестал быть единственным, кто верил в это. Или, по крайней мере, я перестал быть одиноким в своем заблуждении.
— Послушайте, Джеки, я веду дела для кое-кого, на довольно скромном уровне. На очень скромном, если говорить начистоту. Но мне кажется… С вами у меня может что-то получиться. Во всяком случае, я могу устроить вам кое-какие гастроли, могу вывести вас на кое-какие сцены. А когда вы будете готовы, я сумею навести мосты, устроить вам смотр в нескольких заведениях. Когда вы будете готовы, — снова повторил Сид. — Можете сейчас ничего не отвечать мне, подумать на досу…
— Да! — О чем тут было думать? Согласиться работать с Сидом — или с другим из сотен агентов, которые никогда мне не встречались? — Да, сэр. Работать с вами было бы большой честью для меня.
— Ну, большая честь — это слишком. Значит, согласны?
Он достал из кармана визитную карточку и вручил мне.
Ничего особенного. Обычная карточка. Плоские черные буквы — имя и рабочий адрес Сида. Просто карточка. Я по сей день храню эту карточку — истрепанную, пожелтевшую от времени.
Сид сказал:
— Приходите ко мне завтра, и мы все обсудим. С десяти до пяти, только не с двенадцати до часу. Спасибо, Джеки.
Он меня еще благодарит?
Сид зашагал было к выходу.
Он повернулся, и вдруг у меня возникло странное чувство, разом смявшее всю мою радость: будто Сид — последняя спасательная шлюпка, отходящая от тонущего корабля, и он сейчас отплывет, а все невезучие пойдут ко дну. Это чувство придало мне смелости.
Смелости.
Я и сам не знал, что мне делать с этим ощущением, — только понимал: нельзя, чтобы Сид отошел хоть на шаг.
— Мистер Киндлер! — окликнул я его.
Он остановился и оглянулся.
— Вы можете подождать минутку, сэр?
— Подождать?
— Только одну минутку. Пожалуйста.
Со сцены как раз уходила стриптизерша с комом одежды в руках. Направляясь в раздевалку, она прошагала прямо мимо Сида. Он даже не посмотрел на нее.
— Хорошо.
Я пустился в долгий бег с препятствиями через все закулисье, проталкиваясь через борцов и полуголых женщин, и вертел головой во все стороны, разыскивая… разыскивая… разыскивая…
— Фрэн!
Она, совсем как я некоторое время назад, сидела в углу и тихонько напевала себе под нос.
— Пошли!
Она запаниковала, решив, что пропустила свою очередь:
— Мой выход?
— Я хочу тебя кое с кем познакомить.
— Что, свидание мне решил устроить? У меня нет на это времени. Мне нужно повторить свой номер.
Плевать. Я схватил Фрэн за запястье. Потащил ее туда, откуда бежал. Объясню ей все, когда буду объяснять все Сиду.
— Мистер Киндлер, — выпалил я еще на ходу. — Это — Фрэнсис Клигман. Фрэнсис, мистер Киндлер.
— Сид.
— …Приятно познакомиться, — бросила Фрэн небрежно: она все еще искренне полагала — или опасалась, — что я вознамерился найти ей жениха.
— Мистер Киндлер — агент.
— Сид.
— О-о-о. — Тут Фрэн наконец улыбнулась. Значит, это не Сид-потенциальный-жених. И Фрэн обнажила зубы перед Сидом-потенциальным-агентом.
— Фрэн — певица.
Сид кивнул:
— Видел. Слышал. Красивый голос.
— Она действительно талантлива.
— Она очень талантлива.