Путь к тишине. Часть 3 (СИ)

— Понимаешь, какое дело, — Митос облокотился на спинку скамейки и подпер рукой голову. — Перед тем, как я очнулся, мне привиделось… что я проснулся в постели, в своем замке, там, где мы с Робертом тогда жили. Он сидел рядом на кровати. Сказал, что ждет, когда я проснусь, что должен скоро куда-то уехать, потому что не послушался меня. Я испугался… Знаешь, у меня вдруг появилось чувство, что передо мной призрак. Потом я просыпаюсь уже здесь — и нахожу рядом с кроватью его письмо.

— И что? — настороженно спросила Кедвин.

— Не знаю. Но в этом письме тоже было прощание. Мне кажется, ему грозит опасность. Нужно найти его, и поскорее. Он ничего не говорил о своих планах?

— Нет… то есть, — она споткнулась, боясь солгать и не решаясь сказать правду.

Митос тут же напрягся:

— Что? В чем дело?

Кедвин резко встала и, отойдя на пару шагов, отвернулась. Митос поднялся и шагнул следом:

— Кедвин!

— Не могу тебе лгать, — сказала она, поворачиваясь, и достала из кармана свернутый лист бумаги. — Вот.

Он, недоуменно хмурясь, взял бумагу, развернул. Кедвин услышала его порывистый вздох.

— «Не вини своих друзей в том, что случилось…» — прочитал Митос и воскликнул: — Кедвин, что это такое?!

— Ты уже сам все понял, — отозвалась она. — Это его витано вернуло тебе жизнь.

Она видела, как судорожно сжалась его рука, как стремительно сошел с лица слабый румянец.

— И вы ему позволили?!

— Мы не успели его остановить.

Митос вновь уставился на записку.

— О боги… Роберт!

Он отшагнул назад и упал на скамью. Кедвин еще не случалось видеть его в таком смятении.

— И ты удивлялась, почему я не хочу встречаться с МакЛаудом!

Она, растерявшись, подошла и тоже села на скамейку:

— Митос, при чем здесь МакЛауд?

— Нет, он, конечно, ни при чем! За какие-то три года я теряю второго ученика — и снова из-за него! Из-за его ослиного упрямства! Кем он себя возомнил?! Я впустил его в свою жизнь, но не отдавал ее ему в безраздельное пользование. И он еще называл меня лицемером!

— Митос, — осторожно прервала его Кедвин. — Послушай, Роберт сам все решил, не нужно искать других виноватых.

— Да. Но ему не пришлось бы ничего решать, если бы…

— Все совершают ошибки!

— Но не у всех хватает наглости ставить себе в заслугу то, что другим вменяется в преступление… Довольно, я не желаю больше ни видеть его, ни слышать о нем!

Митос отвернулся и прижал к губам руку, как будто сдерживая стон или рыдание. Кедвин осторожно, дотронулась до его плеча:

— Митос.

Он, не поворачиваясь, медленно покачал головой:

— Мне нужно вернуться в замок, Кедвин… Извини.

— Да, конечно.

Он встал и торопливо пошел прочь, ничего больше не сказав и не оглядываясь. Кедвин осталась сидеть, рассматривая жухлую траву у себя под ногами.

*

МакЛауд захлопнул за собой дверь своей комнаты и привалился к ней спиной.

Митос точно еще не в форме, раз не почувствовал его присутствия сквозь Зов Кедвин. А он был достаточно близко, чтобы все видеть и все слышать.

Сказать, что сейчас он был противен самому себе, значило бы не сказать ничего.

Морган был прав еще и в другом — в том, что, несмотря ни на что, Митос не хотел ему смерти. А значит, он должен жить вот с этим: с тем, что узнал в последние дни, с тем, что слышал только что.

Он оттолкнулся спиной от двери, пересек комнату, вытащил из шкафа свою сумку и стал складывать вещи.

За этим занятием застала его вернувшаяся Кедвин.

— Дункан? Ты куда-то собираешься?

— Да, — сказал он, заталкивая в карман сумки футляр с туалетными принадлежностями. — Нужно закончить дела в Париже.

— Закончить дела? А что потом?

— Потом вернусь сюда.

Он застегнул сумку и поставил ее на пол. Выпрямился, повернулся к Кедвин.

— Я остаюсь в монастыре, Кедвин. Я уже говорил об этом с Ансельмом.

— Постой, — она подошла, села на кровать и, взяв его за руку, заставила сесть рядом. — Что значит «остаюсь в монастыре»? Тебе надоело жить среди нормальных людей?

— Нет, — отозвался он, глядя себе под ноги. — Но мне нечего делать среди нормальных людей.

— Дункан, что за муха тебя укусила?

— Не надо, Кедвин. Я слышал ваш разговор. Слышал, что он сказал обо мне.

Она и не подумала отступить:

— Слышал? Ну и что? Тебе ли не знать цену словам, вырвавшимся в порыве отчаяния. Боль редко говорит правду!

Он поднял голову:

— Но иногда все-таки говорит. Я не дурак, Кедвин, и я не первый день живу на свете. Дело не в Моргане. Вспомни, как мы живем. В любой момент может снова прийти нужда судить и выбирать, и ты знаешь, какой может быть цена ошибки. Как я могу принимать какие-то решения, если оказался настолько слеп? Так ошибиться в лучшем друге и так довериться… не знаю даже, кому! Да мне просто нельзя оставаться там, в мире — пока не разберусь, как такое вообще могло случиться!

— И для этого надо хоронить себя в монастыре?

— Я лучшего не стою. Не надо спорить, Кедвин, все уже решено. Подбросишь меня до железнодорожной станции?

Она кивнула:

— Подброшу, конечно. Насчет же всего остального — не знаю, может, ты и прав. Тебе виднее.

*