Путь к трону. Князь Глеб Таврический

– А, хренов лохаг, как поживаешь, все купчика своего охраняешь? Совсем забыл своих друзей. Давай садись за стол, – заорал один. – А это что за верзила? Ты посмотри, Братомил, он же потолок башкой цепляет.

– Да вижу я все, Упырь, что, думаешь, ежели пьяный, так и не разгляжу ничего? Садись, паря, с нами, расскажи, откуда и куда путь держишь.

Но тут вступил в беседу Ираклий:

– Братомил, земляк это ваш, из Киева со мной пришел. Надо бы помочь человеку, в вашей этерии ведь всегда место для такого воина найдется?

– Так ты, паря, из Киева, что ли?

– Нет, мужи, с Аладъеки я сюда попал.

– Так ты нурманн али свей? По-нашему вроде баешь…

– Да вообще-то из новугородских я.

– Ну все равно наш. Как попал-то сюда? Вроде, говорят, князь-то Владимир Мономах войной на василевса[9] пойти собрался, а ты чего не пошел в войско?

– Так когда пришли мы в Киев, то войско вроде уже ушло. Вот я и решил на Царьград посмотреть – любопытно же. Когда еще такое получится.

Оба воина переглянулись:

– Да ты парень не промах. Ну-ка встань, повернись. Ну что же, секирой махать сможешь. Правда, опять же на голову будешь выше всех. Короче, давай садись, есть еще время, поговорим, расскажешь про жисть свою. А потом пойдем к нам в казарму.

Я поднял бокал вина и, вспомнив вчерашнее, поставил его на стол. Мои сотрапезники недоуменно переглянулись, а потом Ираклий коротко рассказал о моем сегодняшнем приключении. Выслушали они эту историю в молчании, но во взглядах, которые они бросали на меня, было видно уважение.

Набрались все мы неплохо. На пути во дворец даже пели песни, и я пытался подпевать. На входе в казармы нас остановила стража, увидев незнакомое лицо, но после объяснений без звука открыла двери.

Я стоял в полном вооружении этериота, с секирой на плече, у дверей покоев императора, на другой стороне стоял мой напарник Бонди. Он так же, как и я, попал в Константинополь в поисках золота и приключений. Это был веселый добродушный парень. Но когда начинали подсмеиваться над его именем, он приходил в ярость, почти как берсерк, – теперь это знали уже все и «землекопом» его никто не обзывал.

В зале было темновато, немногие светильники горели так, чтобы было можно видеть окружающее, не больше. Я стоял и вспоминал прошедший месяц с того момента, как стал этериотом. На следующий день после пьянки в трактире Упырь отвел меня в дворцовую канцелярию, где меня подробно расспросили, записали, выделили несколько номисм[10] на расходы, после чего мы пошли в арсенал, где выдали оружие, круглый щит, доспехов же на меня не нашлось. Увечный кладовщик долго ругался, пытаясь найти мне хоть что-нибудь. Наконец где-то в углу он откопал заржавевшие доспехи и попытался примерить на меня. К нашему удивлению, они подошли, да только под них, кроме легкой одежды, ничего нельзя было поддеть, и пришлось их тащить к кузнецу и платить за мелкий ремонт.

В нашей казарме жили в основном славяне и норманны, было несколько свеев. Англы и саксы жили отдельно. Норманны их недолюбливали за еще большую грязь, чем у них.

Началась моя монотонная жизнь, ежедневные тренировки – бой в строю, работа с оружием. Вскоре, почти как в Аладъеки, достойных противников для меня почти не осталось. Только несколько бойцов с очень быстрой реакцией могли еще со мной сразиться, но победителями практически не бывали. Даже здесь, среди высоких и крепких людей, я очень выделялся. Наверно, из-за этого через две недели учебы меня отметил наш этериарх, и в скором времени я встал китонитом[11] на охрану императорских покоев. В тот же день вокруг меня прошел не один десяток зевак. Царедворцы в богатых одеждах, не стесняясь, стояли рядом и обсуждали мои достоинства. А один, глядя на меня блестящими от возбуждения глазами, предложил после дежурства навестить тоскующего Николая в его апартаментах.

Хорошо, что мне нельзя было разговаривать и двигаться без особой причины – лишь при опасности для кесаря, – и только поэтому тоскующий Николай остался цел. Но моя брезгливость не была оценена товарищами. Упырь, удивленно глядя на меня, сказал:

– Ну и зря не пошел. Отодрал бы ему задницу, деньжат заработал, да и протекцию этот Николай может составить: он с Алексеем Комнином в хороших отношениях.

Василевса я видел неоднократно – когда он проходил мимо меня, в его глазах всегда появлялась искра интереса. Я относил это на счет своего роста, потому что во дворце не было воинов, которые по комплекции не уступали бы мне.

Мы стояли с Бонди, шепотом переговариваясь о том, чем займемся завтра. Нехитрыми желаниями Бонди было выпить и снять женщину, ну еще побольше деньжат. Хотя у всех норманнов было невыказываемое желание разбогатеть любыми путями и отправиться на родину.

Неожиданно в конце огромного зала послышались голоса, звон металла и отблески огня. Мы переглянулись и подняли секиры. В зал ворвались два десятка воинов, одетые так, что понять, кто они такие, было нельзя.