Путь к здоровью. Записки голодающего

Одним словом, жил, как и все, – водочка по праздникам, крепкое словцо – для авторитету, мужик ведь. Жизнь подкатила к пятидесяти годкам, и началось. Ни с того ни с сего резко упало зрение. Лицо жены не различал на расстоянии двух метров. Чуть поволнуюсь или погода меняется – давление скачет, сердце воробьем колотится. Голова на чурбан похожа становится – тупею, ничего не соображаю. Ну, с этим-то еще можно было мириться, у большинства к моим годам подобное. А тут еще правая рука неметь начала. Но хуже всего было то, что ноги стали отказывать. Ходил в раскорячку, а уж о беге – молчу. И все из-за боли – началась со ступней, а потом поднялась до колен. Ноги, что кочережки, – ни согнуть в коленях, ни разогнуть.

Я, конечно, в больницу. А больница в райцентре – не находишься. Когда приедешь, а когда и нет. Процедуры разные, таблетки да уколы. Еще хуже стало.

Стал искать выход, брошюрки, книги о народном лечении, здоровом образе жизни почитывать. Больше всего понравились книги Малахова – полновесный труд. Много из них узнал полезного, разные методы попробовал на себе. Остановился на закаливании воздухом, холодной водой, хождении босиком, как Порфирий Иванов. Узнав о пользе сырой пищи, решил перейти на сырое питание, полностью отказаться от вареного.

Однако прочитать книги по оздоровлению – одно, а применить к себе – совершенно другое. С закаливанием легче и проще – решил и начал. Здесь главное – дисциплина и регулярность, втянулся. А с питанием сырой пищей – ну никак. Старые привычки берут верх и все. Так три года я «упорно переходил» на сыроедение. Дома варят пельмени, пекут пироги, жарят, парят весь день. Запах – обалдеть! Какое тут сыроедение!

Пока я так себя «оздоравливал», здоровье продолжало ухудшаться. Образ жизни-то я не поменял, жил как все люди перестроечного времени. Работы нет, денег нет, а семье и самому кормиться-то надо, одежонку купить, да и так по хозяйству. Жил в хлопотах, заботах, в поисках, где что достать. Ну, а в праздники гулял, веселился – жизнь-то одна. Завидовал и осуждал других в разговорах. Был недоволен крепко всем: работал, копил, а оно все рухнуло. В общем, все, как и у большинства людей: то хорошо, то плохо, но больше плохого.

Так продолжалось еще шесть лет. Стукнуло мне 56 годков. К этому времени я совсем озлобился на жизнь – постоянно матерился к месту и без места. Да и было от чего: зрения нет, сил нет, живот болит, сердце болит, давление по мозгам бьет, чуть пройду – одышка. А ходить вообще разучился. Передвигался словно на протезах, во всех суставах хруст. Ох, и неуютно мне стало в моем теле! Болит что-нибудь постоянно, не жизнь, а сплошная боль. Сил нет терпеть!

Петрович подумал: «Да ты, батенька, „Ветер“ у себя перевозбудил своим закаливанием и попытками сыроедения. Вот тебя и заклинило.

А Станислав Александрович тем временем продолжал:

– И вот попалась мне в руки брошюрка в две странички. В ней я прочитал, что Господь Иисус Христос – наш Спаситель. Он пошел за нас на добровольную смерть. При этом взял на себя все грехи человеческие. Если кто хочет переменить свою больную и грешную жизнь – пусть чистосердечно покается, и Он простит его – даст здоровье.

Ну а я до такого состояния был доведен, что готов был делать все, чтобы вернуть здоровье.

Я несколько раз прочитал эту брошюрку. Но как надо покаяться, не представлял. Не учила нас власть советская, как с Богом общаться. Ну, думаю: хорошо, если Бог есть, Он Себя Сам покажет. А если нет Его, то, как я жил, так и буду жить.

До моей работы было полтора километра ходьбы. Выходил утром пораньше и твердил про себя: «Господи, покажи, какой я мерзопакостный. Не хочу больше делать ничего плохого никому, ни словом, ни делом, ни мыслью». Так методично твердил я эту просьбу к Господу ежедневно, пока шел на работу, в течение пяти недель.

Закончилась пятая неделя моих просьб. Вот я, как обычно, вышел из дома на работу и начал твердить свою просьбу. Только чуть отошел от дома, передо мною возникает нечто, напоминающее экран, но обрамления нет. Размер где-то два на полтора метра, все хорошо и четко видно. Висит он, значит, передо мной, в двух-трех метрах. Я иду, а он впереди меня, и показывает мне мерзопакостные фрагменты из моей жизни. Все это в цвете, со звуком, как рекламные ролики. Начался показ с отвратительного жизненного эпизода, который произошел со мной в 19 лет, и далее, по сегодняшний день. Так продолжалось четыре утра подряд. Посмотришь один эпизод, отвернешься, плюнешь, а на экране уже следующий. Все, что я делал дурного тайно и при людях, – все показали! Вот тут-то я и понял, что тайно для людей, явно для Бога.