Путь к женщине

И по всему залу, по всем столикам, при появлении возле Шибалина Мухарашвили, проносится сладостный шепот:

– Деньги… Деньги…

Иные при этом даже меняют позы на стульях, садятся поэффектнее, поправляют на себе платье, прическу, делают приятные лица, точно и сами готовятся к решающему смотру.

X

Мухарашвили подходит к Шибалину, здоровается, подсаживается.

С сильным кавказским акцентом:

– Имею к вам дело, товарищ Шибалин.

Шибалин, погруженный в наблюдение окружающего, неохотно:

– Слушаю.

– Вы, понятно, знаете, что я вам хочу предложить.

– Ехать?

– Да.

– А с чем?

– С сегодняшней вашей лекцией о "знакомых" и "не знакомых". Этот товар сейчас кругом пойдет. И вы заработаете, и я заработаю. Идет?

Шибалин, не глядя на него, небрежно и вместе тяжко:

– Деньги!

– Что "денги"?

Шибалин еще тяжелее и с ноткой раздражения:

– Деньги!

– "Денги", "денги", гавари, пожалста, что "денги"?

Шибалин полуоборачивает лицо к Мухарашвили, глядит

на него через плечо:

– Деньги сейчас есть?

– Сейчас, понятно, нет. Сейчас ночь.

Шибалин, подернув головой, пренебрежительно отворачи вается.

Мухарашвили поспешно:

– Сейчас нет, а завтра будут.

Шибалин, глядя в публику, вяло:

– Завтра мне не надо, мне сегодня надо, сейчас. При вас есть?

– При мне, понятно, нет. Я не банк, денег при себе не держу.

Шибалин опять потряхивает головой с таким видом, как будто говорит: "Вот это и плохо, что ты не банк".

Мухарашвили продолжает оправдываться, Шибалин не слушает его, сидит к нему спиной, говорит с Верой, показывает ей на кого-то в публике, смеется.

Мухарашвили сидит, глядит в его спину, качает головой:

– Ой, нехорошо так, товарищ Шибалин, нехорошо! Осторожно прикасается рукой к его плечу:

– Товарищ Шибалин!

– Что скажете? Мухарашвили улыбается:

– Сегодня деньги тоже есть.

– Так бы и сказали.

Мухарашвили достает из кармана лист исписанной бумаги, кладет перед Шибалиным, подает перо:

– Подпишитесь тут, тогда можно будет дать деньги. Хотя эти деньги не мои, ну ничего…

Шибалин, не двигая головой, опускает глаза, равнодушно читает.

– Вот эту сумму рублей увеличьте вдвое, – указывает он пером лениво, – а этот срок путешествия уменьшите вдвое. Тогда можно будет подписать.

Кладет перо.

Мухарашвили смотрит на цифры, хватается за грудь.

– Ой, ой… Шибалин спокойно:

– Дело ваше. Отодвигает от себя условие.

Вера, с нежностью прильнув к его плечу:

– Конечно, Никочка, дешевле не соглашайся. С какой стати! Ездить по разным Асхабадам… Еще убьют в дороге. Или обкрадут. Помнишь, как в прошлом году у нас под Карасубазаром ящик с рукописями украли?..

Мухарашвили сидит согнувшись над столом; долгим, не подвижным, омертвевшим взглядом смотрит в условие; равно мерно покачивает головой; тихонько подвывает однообразный, монотонный напев, точно убаюкивает ребенка…

Антон Печальный несколько раз проходит мимо стола Шибалина, запускает один глаз в условие, силится разглядеть цифры.

Наконец Мухарашвили выпрямляется, испускает шумный вздох, делает хищные глаза, прижимает к груди два толстых пальца:

– Смотри, столько прибавлю! Шибалин тихим горловым звуком:

– Нет…

Мухарашвили горячится, прижимает к груди три пальца:

– Столько!

Шибалин по-прежнему, еще тише:

– Нет…

Мухарашвили багровеет, задыхается, прижимает к животу четыре пальца, кричит:

– Ну столько! И больше ни копейки, ни копейки!

Упирается руками в колени, тяжело дышит.

Шибалин, без слов, одним кивком головы отвечает: "Нет". Мухарашвили вздрагивает на стуле:

– Не понимаю! Не понимаю!

Достает носовой платок, вытирает с шеи пот. Потом растопыривает перед Шибалиным руки, как клешни, вбирает между плеч голову, спрашивает:

– Ну какая же будет твоя цена? Говори окончательную цену!

Шибалин, едва шевеля губами:

– Как сказал.

Мухарашвили с мучительной гримасой и с непрерывным стоном, как человек, которому делают трудную операцию, свертывает вчетверо условие, кладет его в карман, встает, откланивается Вере, уходит, сейчас же останавливается, стоит вполоборота, цыкает стиснутыми зубами Шибалину:

– Ц-ц!..

Шибалин оборачивается.

Кавказец со страшным выражением лица показывает ему все пять пальцев, волосатых, похожих на лапу гориллы.

– Столько дать?

Шибалин, наморщив слегка нос, делает кистью руки движение, означающее: "проваливай". И продолжает разговор с Верой.

Мухарашвили быстро уходит, не видя перед собой ничего, кроме своей неудачи, и выбрасывая из себя на кавказском наречии все известные ему ругательства.

XI

Два друга, Антон Нешамавший и Антон Неевший, сидят, пьют пиво, говорят о Шибалине…

– Видал, какую пачку денег показывал ему Мухарашвили?

– Положим, денег он ему не показывал. Договор показывал.

– А договор разве не деньги?

– Не совсем.

– И придумал же: "знакомые" и "незнакомые". Ха-ха-ха!

– Да! Идейка эта сама по себе не ахти какая мудреная, а между тем какая хлебная! Ах, какая она хлебная! Она будет кормить его и кормить.

Антон Нешамавший на эти слова друга безрадостно покачивает головой, потом с чувством высасывает досуха стакан пива, шлепает донышком стакана о стол и изрекает раз дельно: