Путь к звездам. Из истории советской космонавтики

Так получалось чаще всего, что представлять Егорова любознательной аудитории, известным людям приходилось командиру экипажа Комарову. Владимир Михайлович поворачивался к Егорову и уважительно говорил:

— Это наш семейный доктор!

После полета 1-го искусственного спутника Земли Бориса было уже не остановить. Он просто рвался в космонавты. Его судьбу окончательно определил полет Гагарина. Егоров был в числе тех, кто встречал Юрия на берегу Волги после полета 12 апреля. Заявления о включении кандидатом в отряд космонавтов писал трижды и добился своего — его включили!

Врача Егорова, разумеется, представлял на заседании Государственной комиссии медик, профессор Яздовский:

— Борис Борисович, нет, лучше просто Борис, более чем на десять лет моложе своих товарищей по экипажу. Ему всего двадцать семь. Но его настойчивости могут позавидовать и более взрослые мужи. Я скажу о Егорове так: он умеет добиваться поставленной цели и в экипаже «Восхода» будет очень полезен своим коллегам, а в будущем — советской медицинской космической науке. Надеюсь, что Борис продолжит свои исследования в области устойчивости вестибулярного аппарата человека. Егоров станет первым представителем мировой медицины, побывавшим на околоземной космической орбите.

День старта многоместного корабля 12 октября выдался на Байконуре тихим, морозным. При высокой перистой облачности видимость приближалась к двадцати километрам. Условия для пуска были почти идеальными.

Ровно в восемь по местному времени в последний раз собралась вблизи ракеты Государственная комиссия, чтобы, заслушав доклады служб борта и полигона о готовности к полету, принять окончательное решение о старте.

В десять пятнадцать автобус доставил космонавтов на стартовую площадку. Комаров, Феоктистов и Егоров шутили, держались молодцами. Одетые в легкие шерстяные костюмы, они, по сравнению с предшественниками в скафандрах, выглядели вблизи ракеты совершенно непривычно.

Старт «Восхода» прошел безупречно. Но какими же долгими показались участникам исторического действа эти неполные девять минут до заветной цифры «523»!.. Но вот, наконец, динамик разносит по командному пункту волнующее сообщение о выходе корабля на околоземную орбиту. Раздается всеобщий вздох облегчения. Первый трудный этап полета завершился успешно. Теперь сутки новых тревог и ожиданий благополучного возвращения «Восхода» на Землю.

Во время дежурства ночной оперативной группы, возглавляемой Каманиным, вызывали беспокойство два обстоятельства: рост температуры внутри корабля с пятнадцати до двадцати одного градуса и понижение пульса у Егорова до сорока шести ударов во время сна. Сам Борис, проснувшись, почувствовал холод от иллюминатора и попросил Феоктистова уступить ему среднее пилотское кресло. Других существенных происшествий во время полета «Восхода» не наблюдалось.

По предложению Гагарина, государственная комиссия приняла решение доставить космонавтов после приземления вблизи Целинограда не в Куйбышев, как это делалось раньше, а на Байконур. Там организовать послеполетное медицинское обследование и заслушать доклады членов экипажа о полете.

Приближения момента приземления экипаж ожидал с определенным напряжением. Какой она получится — первая, так называемая мягкая посадка? Перед самым касанием Земли у Феоктистова возникла мысль: «Вдруг при проходе зоны интенсивного нагрева люк щупа, выключающего тормозной двигатель, открылся, и щуп просто сгорел в пламени раскаленной плазмы?»…

Посадка «Восхода» выдалась «мягкой», такой, что искры посыпались из глаз. Шар перевернулся, и космонавты повисли на привязных ремнях вверх ногами. Ближе всех к входному люку оказался Комаров — он вылез первым, за ним Егоров, потом Феоктистов. Огляделись. Обнялись по случаю завершения полета. Тут же разом увидели самолет-разведчик. Помахали ему руками. Появившийся вскоре вертолет поисковой группы доставил космонавтов в Кустанай. Там их уже ждали.

Заранее было предусмотрено, что из ближайшей от посадки точки состоится телефонный разговор командира экипажа Комарова с Хрущевым. Но ожидание почему-то затягивалось. Наконец, около трех часов дня в Кустанайский обком партии позвонил министр Смирнов и сообщил, что разговор с Хрущевым не состоится и космонавтов можно отправлять на Байконур.

В десять по Москве 14 октября — заседание Государственной комиссии. Вопрос традиционный — доклад экипажа «Восхода» о результатах полета. Прозвучали интересные детали. Феоктистов не скрыл, что нередко чувствовал себя летящим вверх ногами. Егоров, в унисон коллеге, сказал, что он все время ощущал себя стоящим на коленях с опущенной вниз головой. Комаров доложил, что условия для суточного полета «Восхода» хотя и были стесненными, все же позволили членам экипажа в основном успешно выполнить свои полетные задания. Конечно, стабилизация корабля при посадке требовала усовершенствования. Особенно это касалось его ориентации при соприкосновении с Землей.