Читаем Путь к звездам. Из истории советской космонавтики полностью

Последующее выяснение причин отказа основного парашюта показало, что эллиптический по форме контейнер, в который запрессовывалась укладка парашюта, имел недостаточную жесткость стенок. При открытии в разреженной атмосфере крышки контейнера образовывался перепад давления снаружи и внутри корабля, из-за которого произошел зажим упаковки в контейнере.

Проверить и подтвердить работоспособность парашютной системы в нормальных условиях полета при проведении беспилотных испытаний корабля не удалось. Во втором беспилотном пуске из-за прогара днища корабля при спуске перепад давлений, сжимающий стенки парашютного контейнера, отсутствовал, и основной парашют сработал безотказно.

«Союз-1» приближался к Земле со скоростью почти сто пятьдесят километров в час! Двигатель мягкой посадки не мог погасить столь стремительное падение. При ударе спускаемого аппарата о Землю корпус его развалился на части, внутри возник пожар. Спасатели из группы поиска забросали огонь землей и с трудом извлекли из кабины останки космонавта. В конце апреля, после мучительных раздумий, Главком ВВС Вершинин распорядился показать их летавшим и не летавшим космонавтам, чтобы не строили иллюзий и осознанно шли в рискованный полет.

В день похорон Комарова 29 апреля, в разговоре со Смирновым, Мишиным и Келдышем, Феоктистов предложил себя в качестве следующего пилота «Союза», чтобы все же осуществить его стыковку с беспилотным аналогом на орбите. Начальник проектного отдела королевского ОКБ считал корабль готовым к подобным испытаниям. Предложение было принято, и 3 июля шестьдесят седьмого Константин Петрович вновь оказался в Звездном и начал подготовку к ответственному старту. Одновременно к полету на «Союзе-2» уже свыше двух лет готовился летчик-испытатель полковник Береговой.

Когда в феврале шестьдесят пятого Георгий впервые появился в Центре подготовки космонавтов, за спиной у него остались не только сорок четыре года жизни, но и две с половиной тысячи часов налета и шестьдесят три типа испытанных им самолетов. Теперь он замахивался на то, чтобы испытать шестьдесят четвертый тип, но уже совершенно особый — космический. Ведь каждый следующий полет здесь непременно являлся испытанием чего-то на редкость исключительного и необычного. Так начинался двадцать девятый год его активной летной практики.

Все, однако, познается в сравнении. В Звездном Георгий уже через пару месяцев понял, что им приобретается новая, интересная и очень перспективная профессия. Программа подготовки совершенно не учитывала его возраст. Требовалась коренная перестройка. Решил отправиться на околоземную орбиту, значит, постарайся не отставать от молодых, тридцатилетних, которым тренировочные нагрузки давались намного легче.

Первым пробным камнем для возрастного летчика-испытателя явились как раз спортивные тренировки на выносливость. В Центре подготовки пришлось ему как следует заниматься бегом на кроссовых дистанциях, преодолевать подъемы и спуски на лыжах, кувыркаться на пружинящей сетке батута, прыгать с вышки в воду, до седьмого пота носиться по теннисной площадке. В напряженном труде вскоре как ветром сдуло десяток лишних килограммов веса, которые почему-то не ощущались на отчаянной прошлой работе. Вернувшись домой, Георгий камнем валился на кровать и тотчас засыпал как убитый. Так продолжалось более полугода.

Уже на его «космическом веку» побывали на околоземной орбите Беляев и Леонов на «Восходе-2», подошел черед первого «Союза» с Комаровым… Береговой начал третий год усиленных тренировок со страшного испытания — гибели товарища, которого успел достойно оценить по своим испытательным меркам.

Дальше настал черед центрифуги. При перегрузках в десять единиц врачи зафиксировали у Георгия несколько экстрасистол. Разумеется, им это не понравилось, но, помня случай с Комаровым, они не стали рубить сгоряча, а решили выждать, посмотреть, что будет дальше. Трудные тренировки продолжались своим чередом. Через пару месяцев работа сердца пришла в норму, от прежних экстрасистол не осталось и следа. Другие, неизбежные испытания — термокамера, парашютные прыжки, сурдокамера, плавание, гимнастика — стали для Берегового делом техники.

Незаметно подошла осень шестьдесят седьмого. В начале октября Каманин пригласил к себе Феоктистова и напрямую заявил претенденту на очередной полет:

— Константин Петрович, командование ВВС просит тебя повременить с участием в предстоящем полете. Если ты принимаешь это предложение, то я гарантирую тебе полет на следующем «Союзе» в качестве бортинженера.

— Но я договорился об участии в предстоящем полете со Смирновым, — резонно возразил разработчик корабля. — Именно этот полет является принципиально важным. Последующие, групповые, пойдут по накатанной колее.

— В чем его принципиальная важность, Константин Петрович?

— В том, Николай Петрович, что я как один из разработчиков «Союза» утверждаю: корабль, при всех имеющихся недостатках, готов к орбитальным полетам! Да, он сложнее предыдущих, но готов! — твердо заявил неуступчивый собеседник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное