Путь Кейна

На стенах, несмотря на уже взошедшее солнце, поблескивали шлемы и наконечники копий городской стражи. Все верно: больно у прибрежных городов соседи беспокойные. Того и гляди, или пираты, или островитяне нагрянут. Вон и хибары выросшего вокруг дороги на Геладжио поселка нигде к городской стене ближе, чем на три полета стрелы, не располагаются, а на перепаханном и обильно политом соленой морской водой пустыре, начинавшемся сразу за рвом, не растут даже сорняки. Да, это уже спокойные земли Приозерья! Но, с другой стороны, и до лихого Заозерья им далеко.

Зябко ежившийся под порывами промозглого ветра Шутник натянул на уши неведомо где раздобытую войлочную шапчонку и повернулся ко мне:

— Мерзкая погодка.

— И не говори. — Я запнулся о торчащий из дороги камень и зашипел от боли. Мне-то к холоду и сырости не привыкать, а южанам совсем паскудно должно быть. — И не говори.

— А сапог-то твой того, каши просит, — не особо весело усмехнулся Габриель, перехватив мой взгляд на полуоторванную подошву.

— Если б каши, — вздохнул я. Надо сегодня же обувью заняться, а то скоро босиком ходить придется. — Слушай, Шутник, вот говорят: Геладжио — самый крупный порт на Западном побережье, а посмотри кругом — халупы почище, чем у нас в Альме на южной окраине.

— Это же Горелый. — Увидев ясно проявившееся на моем лице непонимание, Шутник прокашлялся и соизволил объяснить: — Этот поселок при каждой осаде дотла сжигают. Сами же горожане и сжигают.

— Зачем? — не понял я.

— А ты подумай! До ближайшего леса — хорошо, если не день пути, не корабли же на осадные лестницы и шиты разбирать?

— И что, каждый раз отстраиваются? — Я отмахнулся от бежавшего по обочине водоноса — чумазого пацана лет тринадцати и огляделся по сторонам.

— А куда деваться? Отстраиваются. Не одни, так другие. Свято место пусто не бывает. — Габриель вытер нос, на конце которого уже довольно давно покачивалась капля, и, высморкавшись в пальцы, стряхнул сопли на дорогу. — Как бы до дождя в город попасть.

— Какой дождь? — Я посмотрел на небо. Не сказать, что там ни облачка, но насчет дождя Шутник явно загул.

— Поверь моему опыту, Кейн, — подмигнул мне Габриель. — У меня на такие дела нюх. Я как-то раз к оркам в плен попал, так вот их шаман мне и говорит: «Хочешь жить…»

Вполуха слушая очередную байку Шутника, я медленно переставлял ноги в едином ритме вяло бредущей к воротам колонны. Сам не заметил, как получилось, но после дебоша на постоялом дворе мы с Габриелем… не то чтобы сдружились, так, сошлись. А куда деваться? Все же не так тошно, когда поговорить есть с кем. Заозерцы, те больше друг друга держатся.

Настроение, надо сказать, у всех было несколько пришибленное. А как иначе? Денег из общака оставить в трактире пришлось изрядно. Теперь одна надежда — выгодно трофей из Храма Серебряной Луны пристроить. А это оказалось вовсе не просто, по крайней мере, купцы на ярмарке с серебряным шаром, от которого так и несет непонятной волшбой, связываться побоялись. Надеюсь, в Геладжио нам улыбнется удача, и местные скупщики окажутся менее пугливыми. Очень на это надеюсь, тень их забери! Дальше мне с дружиной будет не по пути, а отправляться в дорогу без медного щита за душой не очень весело.

Задумавшись, я конечно же пропустил байку Шутника мимо ушей, но тот уже начал новую, к которой стали прислушиваться не только шедшие неподалеку Семен Лебеда, Влас Чарка и Арчи, но и вовсе случайные попутчики. Плюнув на дурные предчувствия, я выкинул из головы мрачные мысли и начал похохатывать вместе со всеми. Нет, все же Шутник — прирожденный рассказчик. Ему б, вместо того чтобы кистенем махать, с циркачами гастролировать и байки травить — озолотился бы.

И погоду он действительно будь здоров чует: когда мы наконец добрались до ворот, начал накрапывать мелкий противный дождичек.

— А ну, куда прете! Заворачивайте! Заворачивайте! Кому сказано? — размахивая руками, заорал на нас старший стражник — пожилой ветеран лет сорока с располосованной ножевыми шрамами щекой. — Куда с оружием прете?!

— А в чем дело, любезный? — вальяжно поинтересовался Дубрава, доставая из украшенного серебряным шитьем футляра для бумаг мелко исписанные листы с синими церковными печатями и красными «орлами» совета дружин. — Все бумаги оформлены.

— Не положено! — даже не взглянув на патенты, уперся ветеран. — В сторону! В сторону отходите!

Молодые стражники за его спиной в ожидании скандала поудобней перехватили короткие копья, из окна сторожевой будки выглянул писец.

— С какой стати? — не сдвинулся с места Дубрава и расправил и без того неузкие плечи. Позади нас недовольно заворчали, но стоило Язве обернуться, как бормотанье моментально стихло. — Вот эти церковные патенты…

— Господин… — Словно почувствовав, что отступать мы не собираемся, из сторожевой будки выскочил худющий писец с перепачканными чернилами пальцами.

— Анджей Арк-Дубрава[12], эсквайр, — шагнул к нему навстречу наш предводитель. — Почему нас не пропускают?