Читаем Путь хирурга. Полвека в СССР полностью

Трудно представить, какие трудности пришлось преодолеть, чтобы поехать в дружественную страну социалистического лагеря. За два месяца до поездки надо было представить положительную характеристику с работы от «тройки» — руководителя, парторга и профорга, заверенную райкомом партии. Все характеристики составлялись стандартно — в них должны быть слова «политически грамотен, идейно выдержан и морально устойчив». Черт знает, что это означало, но без этих слов никого за границу не выпускали.

Языков уже не раз бывал за границей, продиктовал мне нужный текст и велел подделать его подпись — пальцы еще плохо слушались его. После этого надо получить подписи двух моих недоброжелательниц — Веры Паллер и Антонины Беловой. Они сурово наставляли:

— Вы не член партии, поэтому не можете понять, как это ответственно — ехать за рубеж.

Мне хотелось послать их подальше, но приходилось через силу сдерживаться и делать вид покорного послушания:

— Я понимаю.

— Вы будете окружены иностранцами и должны вести себя там очень осторожно.

— Я понимаю.

— Мы сделаем для вас исключение и подпишем характеристику, но вы должны…

— Я понимаю.

Еще две недели в КГБ рассматривали и утверждали список группы. Мы волновались, не зная — кому и почему не разрешат ехать. Этот этап я тоже «проскочил». За неделю перед поездкой нас вызвали для инструкции в отдел внешних сношений Центрального Комитета партии на улице Куйбышева. Почти все мы впервые были в ЦК и впервые собрались вместе. В группе были известные профессора Шулутко, Чаклин и Богданов, старейшая женщина-профессор Никифорова, несколько доцентов и кандидатов наук, среди них мои приятели Иосиф Митбрейт и Илья Мовшович, моя подруга по больнице Нина Сеферова и еще знакомые. Состав был очень солидный, многие везли с собой научные доклады — результат большой работы.

Мы нервничали, ожидая инструктора, перешептывались полушепотом. Пришел моложавый мужчина в хорошо сшитом костюме (в отделе внешних сношений очень соблюдалась внешняя форма). Он говорил нам банальные фразы:

— Вы, товарищи, едете за границу и будете представлять там нашу великую Родину и нашу передовую медицину… Вы все должны понимать ответственность, которая будет лежать на вас как на представителях Советского Союза.

Пока он это разъяснял, я украдкой посматривал на нашу группу: все сидели с дурацкими напряженными лицами, как внимательные первоклассники. Я вспомнил политрука нашей роты в военном лагере под Курском, где мы студентами проходили солдатскую службу; свои политбеседы с нами он проводил таким же языком. Хотя теперь мы сидели в Центральном Комитете и были не ротой солдат, а группой известных ученых, рецепт советской пропаганды оставался тем же самым. Но главный смысл инструктажа сводился к тому, что в Чехословакии мы обязаны:

1. Не ходить по улицам поодиночке во избежание провокаций, а всегда быть группой не менее двух-трех человек.

2. Не вступать ни в какие контакты с иностранцами, включая чехов и словаков.

3. Быть постоянно настороже и внимательно следить друг за другом.

4. Если кто-нибудь из нас заметит что-то подозрительное в отношении любого другого, следует немедленно доложить партийному руководителю группы.

Руководитель была уже назначена — Катерина Абамасова, хирург-ортопед, 36 лет, незамужняя, с приятной внешностью: гладко зачесанными русыми волосами и добрыми серыми глазами. Я мало знал ее, но мы всегда приветливо здоровались на научных заседаниях. В принципе, я всегда не любил партийных женщин. Теперь я стал относиться к ней со злобной настороженностью, потому что знал — она будет следить за нами и доносить.

Результатом такого инструктажа стало то, что мы вышли на улицу, уже побаиваясь друг друга — не знали, кто на кого станет доносить. Доносы всегда были распространены среди советских людей, а тут даже сам инструктор ЦК дал нам указание: доносите!

Меня бесила злоба, я внутренне протестовал против такого беспардонного контроля над личностью. Можно было подумать, что мы не группа ученых-туристов, которая едет в дружественную страну, а группа парашютистов-десантников, которых забрасывают в тыл врага.

Я озлобленно думал: какое же это время обновления? — несмотря на все новые веяния, мы остаемся под полным контролем партии и КГБ. Да еще и эту партийную бабу Катерину приставили наблюдать за нами. Но, не подавая вида, прощаясь, я улыбнулся ей.

И она тоже улыбнулась серыми глазами из-под пушистых ресниц — довольно приятно.

Поездка в Чехословакию

Перейти на страницу:

Все книги серии Издательство Захаров

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное