Путь хирурга. Полвека в СССР

Теперь по вечерам я вместе с Веней Лирцманом и молодой сестрой Таней ходил в морг и делал пробные операции на трупах. Для этого нужно было разрешение родственников покойника, и мало кто бы его дал. Но санитары морга вывозили мне трупы за спирт без всякого разрешения. Я делал операции и фотографировал их этапы для протокола — так я отрабатывал детали будущей операции, а заодно присматривался — какие изменения нужны в конструкции. Еще несколько раз я отдавал сустав инженеру Исаеву для переделки, и еще несколько раз стоял возле забора «Авангарда». Я решил, что теперь можно оперировать больных, мне изготовили несколько суставов трех разных размеров — для людей разных телосложений. Инженеры и рабочие принесли мне их домой, и, на радостях, мы выпили коньяк. Я был действительно благодарен им.

Я тщательно подбирал пациента, моя обязанность была объяснить ему, что он первый, кто подвергается такой операции. Он должен соответствовать двум основным критериям: во-первых, страдать от неподвижности локтя и быть готовым на любые средства, чтобы его восстановить; во-вторых, быть достаточно интеллигентным, чтобы понять новую операцию. Мне удалось найти художника Виктора Б., тридцати лет: два года назад он упал с деревянных лесов, расписывая красками церковный потолок. Его рука не сгибалась и не разгибалась в локте, это называется «анкилоз» сустава.

— Виктор, почему вы расписывали церковь?

— Так, «левая» работа была; церковный батюшка обещал хорошо заплатить. Но милиция следила за церковью и могла меня выгнать. Когда я упал, то к врачу не пошел. А локоть раздуло, он ныл. Теперь вот — ни согнуть, ни разогнуть, лишился работы, стал инвалидом.

Он говорил спокойно, интеллигентно, мне нравился его характер и склад мышления.

— Я могу заменить ваш замкнутый сустав на новый, искусственный.

— Новый, искусственный? Интересно — как же это?

Я показал ему модель и объяснил ее действие:

— Вы должны знать, что будете первым человеком с искусственным локтем. Можете подумать и посоветоваться с кем хотите.

Через месяц он пришел:

— Делайте операцию — я согласен.

Первая в стране операция — я должен был просить разрешение у директора института. И вот 4 октября 1968 года я стоял у операционного стола, моими ассистентами были Каплан и Лирцман. Операцию снимал кинооператор, он установил подсветки и штатив для камеры — портативных аппаратов тогда еще не было. Волновался я очень, операция шла пять часов: сначала я удалил сломанные кости локтя; делать это надо очень осторожно, потому что вокруг них много сосудов и нервов, их нельзя повредить; после этого я подобрал размер искусственного сустава, вставил его в свободное от удаленных костей пространство и прикрепил к остаткам костей — он должен стоять как вкопанный. Я осторожно попробовал объем движений — рука сгибалась и разгибалась хорошо. Каплан на этот раз не делал замечаний, спокойно и заинтересованно ассистировал.

Вечером я радостно позвонил Ирине:

— Могу похвастаться — первая операция прошла удачно.

— Поздравляю, дорогой мой!

В ту ночь я остался дежурить в институте и все время подходил к своему больному, проверял, как его рука — есть ли пульс? двигаются ли пальцы? Все было благополучно. Прошло три недели, и я стал заниматься с ним разработкой движений. Через два месяца я демонстрировал его на утренней конференции института. У него был почти полный объем движений в локте, и он снова работал художником в мастерской. Коллеги смотрели на него с интересом, но на меня — с удивлением, не все доброжелательно. Профессор Михельман взял слово:

— Откровенно говоря, я не верил в успех этого искусственного сустава. Но теперь могу сказать: мы все должны поздравить доктора Голяховского с созданием новой операции и с успешным первым случаем, — и зааплодировал мне, другие поддержали его хлопками.

Я был взволнован и горд своим изобретательским дебютом, получил два авторских свидетельства, патента — на искусственный сустав и на метод операции. Меня радовало, что после меня другие хирурги будут оперировать по моему методу и моим суставом и будут ссылаться на мою работу в своих статьях и выступлениях. С той операции я превратился из хирурга-исполнителя в хирурга-созидателя.

Моя идеализация Америки