Несколько мужчин поклонились, а Парелиан чуть ли не на колено опустился и лишь тогда спохватился. Некоторые женщины присели в реверансе, что выглядело странно, – ведь наряд на них был мужской, – и смущенно потупились. Придворные манеры въелись в плоть и кровь, хотя они изо всех сил старались принять обычаи Айил. Точнее, то, что они считали айильскими обычаями. Иногда их выходки приводили в ужас Дев. Перрин называл их глупцами, и в какой-то мере был недалек от истины, но они поклялись Фэйли в верности – эти кайриэнцы и тайренцы. Принесли клятву воды, как они говорили, подражая айильцам. Сами они называли свое «сообщество»
Те, кого она отправила сегодня утром, только что вернулись, судя по тому, что женщины еще не закончили переодеваться. Им пришлось надеть платья, потому что даже одна женщина в мужском наряде не осталась бы в Бетале незамеченной, что уж говорить о пяти. По поляне мелькали юбки и сорочки, рубахи, куртки и штаны. Женщины убедили себя, будто им безразлично, что переодеваются они на виду у мужчин, – поскольку у айильцев это вроде как в порядке вещей, но торопливые движения и учащенное дыхание говорили об обратном. Мужчины же переминались с ноги на ногу и крутили головами, не зная, то ли благопристойно отвернуться, то ли равнодушно смотреть, как, по их разумению, поступали айильцы; заодно они старательно делали вид, будто и не видят полуодетых женщин. Фэйли поплотнее запахнула халат, накинутый поверх ночной сорочки, – одеться получше она не могла, чтобы не разбудить Перрина. Она ведь не айилка – и не доманийка какая, чтобы вассалов в ванной принимать.
– Простите, что мы опоздали, миледи Фэйли, – пропыхтела Селанда, натягивая куртку. В голосе ее явственно слышался кайриэнский выговор. Даже для уроженки Кайриэна она была невысока, хотя походку ее отличали надменность, высоко поднятая голова и гордый разворот плеч. – Мы бы вернулись раньше, но стража у ворот не хотела нас выпускать.
– Не хотела? – резко сказала Фэйли. Если б только она могла все видеть своими глазами; если б только Перрин вместо той вертихвостки отпустил в город ее! Нет, о Берелейн она думать не будет. Это не Перрина вина. Фэйли повторяла эти слова, как молитву, раз по двадцать на дню. Но почему мужчины так слепы? – Что значит «не хотела»? – Фэйли огорченно вздохнула. Отношения с мужем никак не должны влиять на тон, каким говоришь с вассалами.
– Ничего особенного, миледи. – Селанда застегнула пряжку ремня с мечом, поправила пояс. – Перед нами они выпустили несколько фургонов, даже не взглянув на них лишний раз. А потом стали тревожиться, как это они отпустят из города женщин на ночь глядя.
Какая-то женщина засмеялась. Пятеро мужчин, тоже ходивших в Бетал и явно недовольных тем, что их не сочли надежной защитой, недовольно зашевелились. Остальные
– Расскажите, что вы видели, – велела Фэйли.
Докладывала Селанда сжато и четко, и хоть Фэйли по-прежнему хотелось все самой увидеть, ей пришлось признать, что разведчики увидели почти все, что требовалось. Даже в самый разгар дня улицы Бетала были пустынны. Люди сидели по домам, разве что в лавки выходили. Но редкие купцы осмеливались забираться так далеко в Гэалдан, и продуктов из окрестностей в город привозили немного; хотя голода не было, недостаток в съестных припасах ощущался. Горожане были как оглушенные, страшились того, что творилось за стенами, и все глубже погружались в трясину отчаяния и безысходности. Все держали рты на замке – из страха перед лазутчиками Пророка и из боязни, что их примут за шпионов Пророка. А влияние Пророка было крайне ощутимо. К примеру, сколько бы разбойников ни бродило по холмам, карманники и грабители из Бетала поисчезали. Говорили, будто Пророк за воровство виновному отрубает руки. Впрочем, его люди вроде бы столь строгого наказания избегали.