Путь князя. Атака на будущее

— Дело в том, что в нашей работе возникли непредвиденные обстоятельства.

— И какие же?

— Нас лишают возможности работать!

— Вот как?

— Да-да, представьте себе. Буквально полчаса назад подъехал некий весьма неприятный гражданин и заявил, чтобы мы сворачивались. Они-де собираются отремонтировать провал и восстановить дорожное полотно.

Полковник Кузнецов улыбнулся.

— Извините, профессор, но, как мне кажется, этого следовало ожидать. Неужели вы думаете, что провал, образовавшийся на одной из самых оживленных московских магистралей и снизивший ее пропускную способность почти в три раза, долго останется незаделанным.

— Но это же совершенно невозможно! — всплеснул руками профессор. — Мы же на пороге уникальных открытий! Вы слышали о библиотеке Ивана Грозного? — напористо начал он.

Полковник заинтересованно качнулся вперед.

— А при чем здесь эта легенда?

Профессор вздернул подбородок.

— Смею утверждать, что, вполне вероятно, мы нашли царскую библиотеку. Да-да, — профессор утвердительно кивнул головой, — дело в том, что образовавшийся провал открыл проход не просто в старую канализацию, для коей использовались некоторые природные пустоты кремлевского холма. А в некие… — профессор запнулся, будто слова, которые он собирался произнести, его слегка смущали, но затем решительно закончил, — тайные хранилища.

Полковник вежливо улыбнулся. Энтузиазм профессора, старавшегося предотвратить свертывание работ, слегка забавлял его.

— И на основании чего вы сделали подобные выводы?

— А вот посмотрите, — воодушевился профессор и, открыв кейс, зашуршал бумагой. — Вот, полюбуйтесь, — с некоторой натугой произнес он, аккуратно опуская на стол массивный подсвечник, — церковная бронза, точно не моложе середины XVI века, а скорее всего, старше. Точную датировку на месте произвести затруднительно. Найден в нише одного из гротов. Ну… там, где мы обнаружили искусственно прорубленные переходные арки.

Полковник внимательно уставился на стоящий перед ним раритет. На его вкус, вещь не принадлежала к числу шедевров. Для этого она была слишком грубой, массивной и не очень хорошо обработанной. Этакий средневековый ширпотреб, выпускавшийся более-менее крупными партиями. Но из всех найденных предметов профессор почему-то приволок в его кабинет именно этот подсвечник.

— Не понимаете? — разочарованно протянул профессор.

Кузнецов картинно-смущенно пожал плечами. Профессор неодобрительно покачал головой.

— Да уж, Алексей Юрьевич, от вас я этого не ожидал. Мне казалось, что на вашей работе, э-э, так сказать, в органах, просто необходим аналитический склад ума.

— Ну и на чем же я так прокололся, Петр Израилевич? — Полковник сокрушенно вздохнул.

— Да вот же, — профессор снисходительно указал на подсвечник, — извольте видеть, подсвечник. Причем, судя по размерам, месту расположения, следам копоти и всему остальному, что нам удалось обнаружить, он есть, так сказать, штатное оборудование помещения.

— И что? — усмехнулся Кузнецов. — Насколько мне представляется, под землей довольно-таки темно. Так что подсвечник там совсем не был бы лишним.

— Да нет же! — профессор всплеснул руками, негодуя на недогадливость своего визави. — Вы поймите, в подземелье подсвечники — совершенно не на своем месте. Особенно если вспомнить, о каком периоде идет речь. В те времена даже используемые в, так сказать, повседневной деятельности казематы и иные подземные помещения освещались исключительно факелами. В лучшем случае те, кто спускались вниз, несли с собой масляную или свечную лампу. Но даже в богатой тогдашней Европе это, скорее, исключение, чем правило… А подсвечник в качестве штатного оборудования — это нонсенс! За одним-единственным исключением. Если там не работают с рукописями… книгами.

Полковник задумался.

— Значит, вы считаете…

— Ну да, ну да, — закивал головой профессор, — несомненно, нужно не сворачивать, а наоборот, развернуть еще более широкомасштабные поиски. Я боюсь сглазить, но у меня есть ощущение, что мы вполне можем обнаружить если не всю, то какую-то значительную часть легендарной библиотеки!

Алексей Юрьевич откинулся на спинку кресла.

— А не просветите ли, профессор, почему она столь знаменита?