Путь. Книга первая

– А теперь мне сложно отделить то, за что я в ответе, от того, что меня вроде не касается. Как различить это, Синеглазый? Где проходит грань между тем, что дозволено и не дозволено – не принцу Саора, не Правителю – каждому из нас? Наши Законы не говорят нам об этом прямо. Они нас ограничивают, они многое нам запрещают, но они ничего за нас не решают. Они словно заставляют нас снова и снова выбирать между желанием помочь и долгом не навредить, и выбор с каждым разом всё тяжелее, потому что выбираем мы уже не для себя.

– Я каждый раз задаю себе этот вопрос, Дэрэк. И не нахожу ответа. Иногда, слепо соблюдая Закон, мы предаём себя. Или того, кто нам дорог. А нарушив его, мы повторим путь Мариника. Знаешь, этот мир не всегда был таким. Четыре столетия назад он был очень похож на Саор – суровый и честный, подчинённый Одигер, как мы магии, но не страдающий от этого.

– Так что же случилось?!

– Самое страшное, что ничего особенного. Один правитель совершил маленькую подлость. Другой повторил – с большим размахом, и весь Мариник вступил на путь взаимных оскорблений и обид. А где распри – там и войны. В битвах же можно забыть обо всём – о чести, великодушии, сострадании… обо всём, кроме желания выжить и властвовать. И мир, подобный Саору, превратился в жестокий хаос. Мариник – это то, чем может стать Саор, если однажды один из нас захочет истолковать Закон в своих интересах… Поэтому я должен…

Он замолчал, но Дэрэк уже понял, что мог бы добавить, но не стал произносить вслух король Саора. Это невысказанное и было тем, ради чего они сейчас шли по странному жёлтому миру.

Поддаться на уговоры – пустяк, особенно учитывая пыл и страсть, с которыми тебя упрашивают. При этом, как верно заметил Сорк, Законы не нарушаются. И можно вроде бы забыть этот досадный эпизод в истории Саора…

Но если однажды кто-то другой в иной ситуации и по иному поводу, припомнив случившееся, захочет всё повторить – ещё не переступая, а слегка потеснив Закон? Следующий же, несомненно, уже смело перейдёт грань допустимого, ссылаясь на необходимость и чрезвычайные обстоятельства. Вот он, путь Мариника. Да, но…

Но!!!

Юноша сначала похолодел, затем его бросило в жар. Он снова слышал голос, звонкий и злой, всерьёз пообещавший пожертвовать самым святым в Саоре ради него, Дэрэка, ради того чувства, что непостижимым образом связало их. И только сейчас, спустя полгода, он до конца понял, что значили те слова для Джэда, и ахнул, как когда-то Гэсса. Как мог, пусть даже в гневе, сказать такое человек, что так ясно понимает, и тогда, безусловно, понимал все последствия подобного поступка?! Не просто человек – король, Правитель, ученик Тора?! И чем он, Дэр, сын Дэфка, лучше Диарены?!

– Скажи мне, – замирая, произнёс он. – Если бы Гэсса продолжала упорствовать… Ты решился бы на это, Синеглазый?! Зная, что спасёшь мне жизнь, но нарушишь Закон? Или те слова вырвались в запальчивости, и ничто, по-твоему, не заслуживает того, чтобы рисковать будущим нашего мира?

Джэд посмотрел ему прямо в глаза:

– А как думаешь ты?

Дэриэн смутился – от пристального, пронзительного, пронизывающего взгляда, от звука дрогнувшего голоса, от того, как странно блеснули глаза короля.

– Я… не знаю… – пробормотал он.

– Вот и я – не знаю! – отрезал Джэд и вдруг попросил чуть ли не с мольбой: – Пожалуйста, Дэрэк! Никогда больше не спрашивай меня об этом! Что бы я ни ответил и что бы ни думал и считал правильным, всё это окажется бесполезным, если когда-нибудь мне всё-таки придётся выбрать между моим долгом и моим сердцем… Во мне живут два разных человека, один из которых готов принести в жертву всё ради долга Правителя, а второму легче стать преступником, нежели предать… – Он запнулся, посмотрел на Дэрэка с непонятной тоской: – Я не знаю, клянусь Тором! Не знаю, кто из них и в какой миг одержит победу в этой постоянной борьбе. Не знаю даже того, кто из них имеет больше прав на существование. Единственное, что я могу тебе сказать, – тогда, споря с принцессой… я не лгал ни себе, ни ей!

Дэриэн обнял его – сначала осторожно, опасаясь, что тот отстраниться, затем, не встречая сопротивления, притянул так сильно, как смог:

– Да. В этом ты весь, мой Синеглазый… Две сущности в одном. Джэд и Дэйкен. И если один испытывает то же, что и я, – страсть, боль, сомнения, то другой давно осознал, что при всей своей власти никогда ни для кого не должен делать исключения… что бы при этом ни испытывал первый.

– Я же не виноват, что я такой… – тихо откликнулся Джэд.

– Мой Синеглазый, прости меня! Ты самый дорогой и родной мне человек. Меньше всего я хотел причинить тебе боль. Я всегда говорю прежде, чем думаю…

– Дэрэк… у меня нет никого ближе тебя. Поэтому постарайся всё-таки думать перед тем, как что-нибудь сказать! Если ты кого-то допускаешь в своё сердце, он может ранить тебя больнее, чем остальные.

– Потому ты и был столько лет одинок? Чтобы никто не понял, насколько ты уязвим? Никто не повлиял на твой долг короля?

– Да.

– Джэд… Почему я? Нет, не подумай… Я счастлив, я горжусь! Почему ты выбрал меня?!