Я снисходительно улыбаюсь Создателю мира. И всё равно вздыхаю, глядя на недопитый сок в бокале.
Ладно хоть поесть успел!
– Папа… – Рука Дани ложится на моё плечо. – Не грусти, пожалуйста. Всё будет хорошо. Как всегда. Правда, Стэн?
Сын Аржэна подмигивает мне:
– Дэрэк, завтра у нас с Мэль Обряд. Синеглазый его не пропустит!
Ха! Да ради такого он Грань бантиком завяжет…
Тор подливает мне вина. Сам он потягивает золотисто-коричневую жидкость, пахнущую цветами и солнцем.
– Почему ты не разрешаешь ему пить? – негромко спрашивает он.
– Он дуреет от алкоголя. Даже от кресса. Контроль теряет.
– Были… прецеденты?
– Увы.
В памяти мелькает вошедшее до рукоятки лезвие ножа. Прощения мне нет!
– Его магия не допускает вмешательства. Как не переносит чужих прикосновений.
Создатель тихонько качает головой:
– Магия ни при чём.
Я с разгорающимся любопытством смотрю на него:
– Мне дозволено узнать?
– Ты сможешь сохранить секрет?
Хочу сказать «да» – и понимаю, что не уверен в ответе. Лицо Тора отрешённо и грустно, синие глаза затуманены, словно рассматривают что-то вдалеке, отделённое временем, пережитое и старательно забытое.
– Если это нечто такое, чего Джэд не должен знать – нет. Я не умею хранить тайны.
– Но ты молчал о Маринике полгода.
– Я просто не хотел портить вам момент встречи. Потому, что не сомневался, что ты вернёшься.
– Дэрэк… Ты считаешь, это магия не позволяет дотронуться до него?
– Это самое логичное объяснение.
– Магия спала до пятнадцати лет. Прикосновений он не терпел и до. Особенно к волосам…
Мне не нравится его взгляд. Настораживает тон.
– Если ты собираешься что-то рассказать мне, подумай, готов ли это услышать он.
– Я должен открыться тебе и не хочу, чтобы это узнал мой мальчик. Я тогда так старательно затёр воспоминания…
Сумраки резко переходят в ночь. Ветер почти стих. Дани и Стэн смеются вместе с Грэйном, пересказывающим очередной забавный эпизод похождений Стаха.
– Тор, подумай ещё раз. Если твоя откровенность – следствие выпитого, не пожалеешь ли ты о ней потом?
– Я давно порывался тебе признаться. Мне кажется, ты имеешь право знать всё.
– Даже если не особо хочу? Услышать о… насилии? О том, что однажды ты не успел вмешаться?
– Успел. Ему не причинили физического вреда. Остался страх – всепоглощающий страх ребёнка… Ты знаешь?!
– Догадался. Он очень боялся близости… Сколько ему было?
– Семь лет. Он был очень высокий, казался взрослее. Необычный, синеглазый… привлёк внимание. Я успел в последний момент. Успокоил, как мог. Стёр память. Но он возненавидел чужие прикосновения…
– А волосы?
– Намотали на руку… у него всегда были чудесные длинные волосы. Воспитатели не стригли – жалко было… Я потом с него глаз не спускал – ни на минуту. Боялся…
Создатель мира смотрит на меня виновато:
– Прости меня…
– Почему – сейчас?!
– Я подумал, ты подозреваешь. Алкоголь снимает блоки. Не хотелось бы, чтобы он вспомнил…
– Тор… Есть хоть что-нибудь в его жизни, не заставившее страдать?!
Создатель несмело поднимает на меня виноватый взгляд:
– Есть… Ты.
Я отворачиваюсь. Смотрю на хохочущего Дани.
– Я мучил его год.
– Нет. Ты никогда не делал ему больно.
Тор смотрит на меня так, как когда-то на Маринике, – с трепетом и восхищением:
– Знаешь, Дэрэк, я две тысячи лет следил за жизнью Саора. Видел столько пар, что перестал их различать. Чувства стали просто словами. Мужчины и женщины, все похожие друг на друга. Не думал, что меня поразит мальчик, готовый… нет, не умереть за любимого, на это шли многие. А любить его живого, сознавая всю невозможность этого, вопреки всему! Даже тому, что он парень и мог твой выбор не разделить… Ты помнишь, как злобно выплюнул мне в лицо, что тебе не важно, кто такой Синеглазый – человек ли, скоуни ли? Сын Аргена, сын Хранителя, бессмертный или нет – он одинаково тебе дорог и нужен… Обыкновенный двадцатилетний мальчик, без отклонений, без способностей… Нет, вру! Одной способностью ты обладаешь. Наверно, самой бесценной на свете…
– Перестань! – я обрываю его, понимая, что ещё чуть-чуть – и четыре дрожащих солнца опять закроют от меня реальность. – Не прикрывайся словами. Ты вообще вернул его только для того, чтобы потом принести в жертву! Ему было отпущено всего двадцать три года – какое имело значение, как, каким образом, в каком облике он проживёт их?!
Я вдруг понимаю, что ору на Тора, выплёскивая всё недосказанное в жёлтом мире. Может, не одному Джэду нельзя пить?..
– Зачем, Тор?! Тебе требовалась лишь его сила. Так и оставил бы сына Аргена светленьким, кареглазым, ничем не примечательным мальчиком. Нет, ты сделал его ни на кого не похожим, даже более совершенным, чем сам! Настолько прекрасным, что будит желания у всех, кто его видит!
– Разве это так плохо? – роняет Создатель.
– В его случае – да! Все хотят его, не зная, какой он, останавливаются на этой внешности, не заглядывают вглубь! Лишь бы обладать – а кем?!
– Дэрэк, – вкрадчиво спрашивает Тор, – предположим, на Маринике я сказал бы тебе: я верну, но только сына Аргена? Каким он был – светлокожим, кареглазым, неброским… Ты согласился бы?