Путь королей

Он подался вперед и схватил Адолина за руку:

— Спасибо.

Адолин коротко кивнул. Далинар видел, что его сын все еще злится, но последует за ним, а истинная преданность командующему проверялась как раз в те моменты, когда битва оборачивалась против него.

Они разжали руки, и Далинар повернулся к стоявшим вокруг солдатам.

— Пришло время сражаться, — сказал он, повысив голос. — И мы будем это делать не потому, что алчем людской славы, но потому, что все иные пути хуже. Мы следуем Заповедям не потому, что они приносят выгоду, но потому, что питаем отвращение к тем, в кого превратились бы в ином случае. Мы остались одни на этом поле боя, потому что мы такие, какие есть.

Кобальтовые гвардейцы, стоявшие кольцом вокруг Далинара и Адолина, один за другим начали поворачиваться к нему. Позади них сплотили ряды резервные отряды — в глазах у всех застыл страх, но лица были решительные.

— Смерть настигает всех людей! — кричал Далинар. — Что есть мера человека, который ушел навеки? Богатство, собранное им и ставшее причиной ссор между наследниками? Слава, полученная им и передаваемая из уст в уста теми, кто его убил? Высоты, куда он вознесся благодаря случайности? Нет. Мы сражаемся здесь, потому что понимаем: конец у всех один. Различен лишь путь, по которому следуют люди. Впервые познав вкус своей смерти, мы продолжим идти вперед с высоко поднятой головой, обратив глаза к солнцу. — Далинар вскинул руку, призывая Клятвенник. — Я не стыжусь того, кем стал! — прокричал он и понял, что это правда. Было так странно избавиться от угрызений совести. — Другие могут пасть сколь угодно низко, чтобы уничтожить меня. Пусть они добьются славы. Ибо я своей уже добился!

Осколочный клинок упал в подставленную руку.

Воины не разразились победными криками, но выпрямились и расправили плечи. Охвативший их ужас слегка унялся. Адолин снова надел шлем, и в его руке появился клинок, покрытый каплями воды. Он кивнул.

Они вдвоем бросились в самую гущу сражения.

«И вот я умираю», — подумал Далинар, обрушиваясь на ряды паршенди. Его охватило умиротворение. Странное чувство на поле боя, но тем не менее желанное именно по этой причине.

Он обнаружил в своей душе лишь одно сожаление: бедный Ренарин, став великим князем, окажется беспомощным и окруженным врагами, которые сожрали его отца и брата.

«Я так и не раздобыл осколочный доспех, который обещал, — подумал Далинар. — Ему придется справляться так. Пусть честь наших предков защитит тебя, сын.

Будь сильным… и сделайся мудрым быстрее, чем твой отец.

Прощай».

67 Слова

«Пусть я не буду больше страдать от боли! Пусть я перестану плакать! Дайгонартис! Черный Рыбак обрел мою скорбь и пожирает ее!»

Танатесач, 1173, 28 секунд до смерти. Темноглазая уличная жонглерша. Следует отметить сходство с образцом 1172–89.

Четвертый мост отстал от основной армии. Четверо мостовиков несли двоих раненых, и остальным пришлось нелегко. К счастью, Садеас вывел на вылазку почти все мостовые расчеты, включая те восемь, которые одолжил Далинару. Благодаря этому солдаты могли не ждать, пока отряд Каладина наведет мост.

Каладин до смерти устал, и мост на его плечах был словно каменный. Он не чувствовал такой усталости с первых дней в мостовом расчете. Сил с тревогой наблюдала, как он марширует во главе своего отряда, истекая потом, спотыкаясь на кочках.

Впереди у расщелины толпился арьергард армии Садеаса, ожидая своей очереди к мостам. Плато почти опустело. Из-за отвратительной неприкрытой подлости Садеаса у Каладина внутри все переворачивалось. Он-то думал, с ним поступили ужасно. Однако Садеас только что хладнокровно обрек на смерть тысячи людей, светлоглазых и темноглазых. Своих предполагаемых союзников. Это предательство давило на Каладина еще сильней, чем сам мост. Он едва дышал от такой тяжести.

Неужели люди безнадежны? Они убивают тех, кого должны любить. Зачем сражаться, зачем побеждать, если между союзником и врагом нет никакой разницы? Что вообще представляет собой победа? Все бессмысленно. Что будут значить смерти Каладина и его товарищей? Ничего. Мир — гнойник, болезненно-зеленый и несущий заразу.

Каладин и остальные в потрясенном молчании достигли ущелья; они слишком задержались, и их помощь в переходе была не нужна. Те, кого он послал вперед, поджидали там — мрачный Тефт, опирающийся на копье Шрам. Неподалеку лежали несколько мертвых копейщиков. Солдаты по возможности забирали своих мертвецов, но некоторые умирали вскоре после этого. Их-то и бросили на плато; Садеас явно торопился покинуть это место.

Трупы были в полном обмундировании. Шрам, видимо, у одного из них раздобыл свой «костыль». Какой-нибудь незадачливый мостовой расчет потом пошлют обратно, чтобы обобрать этих мертвецов и павших воинов Далинара.

Они опустили мост, и Каладин вытер лоб.