При счете «четыреста двенадцать» он поравнялся с последней машиной, резко развернулся и, не связанный более необходимостью следить за порядком цифр, бодрой поступью зашагал обратно. С каждой минутой теперь становилось светлее. У восточной стены вовсю кйпели страсти; столбы дыма мешались с низким, пасмурным небом.
На ум навернулись непрошеные строчки. Стишок, который в Англии рассказывают детям.
Нет-нет, не так! В том стишке слова были такие: «Пыль поднимается в воздух, повсюду искрится роса, светом полны небеса…» А что же он только что себе бубнил?
Он замер и вдруг, под действием внезапной судороги, затрясся, скособочился. Ибо в памяти его сейчас всплывали жуткие образы. И происходило это именно тогда, когда приглядеться, прислушаться к ним времени у него не было. Не без труда выпрямившись, он встретился взглядом с Брандом, который приближался к нему с обеспокоенным видом.
— Я сбился со счета… — начал было Шеф.
— Брось, это уже неважно. Сорок шагов и на глаз сейчас видны. Мы начнем после Гумми… Слушай, есть кое-какие новости. — Бранд нагнулся и зашептал ему на ухо: — Из лагеря появился человек. Говорит, что Рагнарссоны за нами не пошли… Не захотели нас поддержать.
— Прекрасно, значит, управимся сами. Но только еще раз тебе говорю — кто не будет сегодня биться, останется без улова. Рагнарссоны и кто бы то ни было.
— Машины пошли…
Он поспешил к своему орудию, приятно щекочущему нос запахом свежей стружки. Нырнул в ее утробу, нацепил алебарду на полусломанный гвоздь, который приколотил этой ночью, занял свое место у самого дальнего бруса и, поднатужившись, сдвинул машину с места. Скрипучие колеса сделали несколько оборотов по ровной поверхности и покатили к крепости.
Английским же часовым на стенах Йорка почудилось, будто пришли в движение дома. Но не те покосившиеся приземистые мазанки, которые еще вчера покрывали холмы. Больше, пожалуй, это смахивало на усадьбу, которую мог выстроить себе тан, а то и на церковную колокольню. И вот теперь они выползают из утренней мглы и катятся себе прямо на них. За последнюю неделю они не смыкали глаз и, казалось, знали в этой местности каждый кустик. Что же это за диковины, которые высотой вровень с крепостными стенами? Может быть, это тараны? Замаскированные лестницы? Ширмы, которые скрывают таящиеся за ними дьявольские приспособления? На сотне арбалетов натянулась тетива. С шипением унеслись стрелы. Тщетно. Ведь каждому ясно, что чудища, которые на них движутся, не слишком пострадают от попадания арбалетной стрелы.
Но у них есть средства и понадежней… Хрипя от ярости, тан, которому была вверена защита северных ворот, отшвырнул бледного, как мел, фердсмена, призванного в войско с земель какого-то мелкого хозяина, обратно к бастиону, который тот было собрался покинуть, затем сгреб первого попавшегося из рабов, служивших при нем нарочными, и зарычал:
— Живо лети к восточной стене! Скажи, чтобы отряды при машинах открывали стрельбу! Теперь — ты. Отправляешься к западной стене, говоришь то же самое… А ты бежишь на площадь, находишь людей, которые мечут каменные снаряды, сообщаешь им, что к северной стене подходят машины… Запомни — машины! Так и скажи, и не вздумай спутать. Я еще не знаю, что они задумали, но клянусь, это — уже не ложная атака. Вперед, и пошевеливайтесь!
Они бросились врассыпную, и тан не замедлил обратить внимание на поведение своих собственных воинов. Одни из них волочили к стенам громоздкие стремянки; другие, те, кто уже видел, истошно вопили и тыкали пальцами в пространство за стенами.
— Эй, вы! Думайте сейчас только о деле, — гаркнул он. — Вниз посмотрите, дурни! Что бы викинги ни надумали, к стенам эти штуковины они подвести не смогут. А коли подтянутся еще чуточку, поповские орудия их живо перемолотят!
Если бы крепость по-прежнему принадлежала римлянам, предположил Шеф, у основания стены он бы сейчас увидел глубокий ров, который пришлось бы преодолеть любому солдату осаждающей стороны, прежде чем думать о том, как вскарабкаться на стены. За несколько столетий упадка помои и отходы заполнили ров доверху; нагромоздили над ним пухлую, ныне поросшую дерном насыпь в пять футов высотой и столько же в ширину. Воин, успевший взбежать на нее невредимым, имел бы над собой еще футов двенадцать до зубчатого уступа. Защитники полагали, что этого вполне достаточно. Но им и в голову не могло прийти, что насыпь эта может представлять дополнительную помеху для атакующей стороны.