— Глядите, сколько на них ржавчины. Они здесь испокон веку. Я не знаю, когда отсюда ушли римляне. Может быть, после этого машина простаивала в каком-нибудь арсенале. Но мне ясно одно: сработали ее не местные. Они только знали, как ею пользоваться.
— А как дела с той машиной, которая бросала каменные глыбы?
— Ту они сожгли и не спускали с нее глаз. Но я понял, как они работают, еще до того, как мы перебрались в крепость. У монахов в Минстере есть об этом книга, а также части машины, которые остались еще с древних времен, — так сказал мне этот раб… Жаль, конечно, что они все это сожгли. И я бы заглянул в книгу, где показано, как строить такие машины. А есть еще и такая книга, которая учит искусству счисления…
— Эркенберт очень силен в искусстве счисления, — неожиданно промолвил раб, по-видимому распознав похожее норвежское слово в речи Шефа, который до сих пор многие слова произносил на английский лад. — Он — arithmeticus.
Кое-кто из викингов украдкой дотронулся до амулетов, прося защиты у своих богов. Шеф расхохотался.
— Может быть, я никакой не arithmeticus, но машины умею строить лучше. И я построю множество машин! Трэль рассказал, что монах из Минстера однажды обмолвился: мы, дескать, христиане что карлики на шее гигантов, — имея в виду римлян… Что ж, возможно, они и оседлали гигантов, со своей ученостью, старыми машинами и стенами, доставшимися им от прошлого. Но они так и остались карликами. А вот мы…
— Не вздумай говорить это, — произнес один из викингов, делая шаг вперед. — Не вздумай произносить этого проклятого слова, Скьеф Сигвардссон! Мы — не гиганты; а гиганты, страшные iotnar, — враги богов и людей. Я думал, ты об этом знаешь. Разве ты никогда их не видел?
Шеф молча кивнул. Вихрем пронесся в памяти тот великан из его грезы, что вел жеребца. Собравшиеся переглянулись и переступили с ноги на ногу.
Шеф швырнул оземь железные скобы, которые до того не выпускал из рук.
— А теперь отпусти этого малого на волю, Стейнульф, в награду за то, что он нам поведал! Покажи ему, как лучше отсюда выбраться, чтобы он не угодил в лапы к Рагнарссонам. А мы теперь справимся и без него.
— Ты думаешь, времени нам хватит? — спросил викинг.
— Время нужно только для того, чтобы раздобыть дерево. И еще для работы в кузнице. А до схода Армии осталось еще целых два дня.
— Это и есть обретение нового знания, — произнес один из слушателей. — Торвин бы это одобрил.
— Значит, завтра утром на том же месте, — решительно заключил Шеф.
Уже собираясь уходить, один из викингов произнес:
— Вот королю Элле эти два дня и впрямь бесконечными покажутся… Какой же нужно быть тварью, чтобы сдать своего короля в лапы Ивару. А уж тот, конечно, опять сочинит «что-нибудь свеженькое».
Шеф проводил говорившего долгим взглядом.
— У тебя ко мне дело? — спросил он, повернувшись к другу.
— Да… Я принес тебе пузырек с зельем… От Ингульфа. Выпей его!
— Пузырек с зельем? Да ведь я не болен! На что он мне?
Ханд замялся.
— Ингульф говорит, это облегчит твою душу. И… воротит обратно твою память…
— Разве у меня нелады с памятью?
— Шеф… Ингульф с Торвином… считают, что ты даже позабыл, как мы тебе выкололи глаз. Это ведь Торвин тогда тебя держал. Ингульф накалил иглу, а я… а я воткнул ее тебе в глаз. И сделали мы это для того, чтобы ты не угодил в лапы одному из Иваровых мясников. Они утверждают, что неестественно для человека забывать такие вещи. А ты даже ни разу об этом не заговорил. И вот они говорят, будто ты вовсе не помнишь, как был ослеплен. И что Годива — ради которой ты явился в лагерь — истерлась из твоей памяти.
Шеф пристально взглянул в глаза молодому лекарю, на груди которого красовалось серебряное яблоко.
— Можешь уверить их, что ни то ни другое я не смог позабыть ни на минуту. А впрочем, — сказал он, протягивая руку, — зелье твое я, пожалуй, возьму…
— Он взял зелье, — первым делом сообщил Ингульф.
— Шеф мне иногда напоминает птичку из одной басни, — сказал Торвин. — Есть предания о том, как англы на Севере приняли христианство. Согласно одному сказанию, однажды король Эдвин созвал Совет мудрых, которому предстояло решить, отказаться ли королю и его народу от богов, которых почитали их отцы, обратившись в новую веру. На Совете же поднялся со своего места жрец Эгира и сказал, что поскольку, дескать, вера старых богов не принесла процветания королевству, лучше бы им всем взывать к помощи другого бога. Но рассказывают эту историю иначе и, по-моему, более достоверно: взял слово один королевский приближенный и сказал так. Весь мир — это словно королевские покои. Внутри — тепло, сухо, ярко пылают камин и свечи. А за окном — темень да стужа, холодный зимний вечер. И вот оттуда, из непроглядной тьмы залетает в покои маленькая пташка. Она греется в тепле человеческого жилища, а потом опять улетает в студеную ночь… Если же через Христа мы узнаем, каково было житье человека до его рождения и будет после смерти, то нам, безусловно, следует тянуться к нему всей душой…