Что же это было? Стрела? Пожалуй, стрелой это не назовешь. Стрелы запускаются в воздух силой человека, а это страшное орудие человеку не запустить. Да и не поднять, не швырнуть ту глыбу. Хотя, говорят, и такое бывает. Шеф сделал несколько шагов и пристально осмотрел валун, не обращая внимания на судорожную возню и стоны погребенных под ним несчастных.
Эти снаряды запускались с помощью машин. Да еще каких машин! Значит, где-то в форте, а может быть, при бенедиктинцах подвизался некий величайший умелец. Он должен его разыскать. И вдруг ему со всей ясностью открылось, отчего он решил помочь армии. Он просто не в состоянии служить неуправляемым силам. Но теперь, похоже, такие силы находили себе применение и у тех, и у других.
Всучив ему в руки «возмездие раба», Бранд сгреб его в охапку могучей лапищей и свирепо отпихнул прочь от крепостной стены.
— …Прилип к месту, как сопли, и ждешь чего-то… Ты что ж, не понимаешь, что они готовят вылазку и будут добивать всех, кто им попадется?!
Только сейчас Шеф осознал, что, не считая мертвых и раненых, кроме них, на пустыре перед крепостью не осталось ни единого человека. Остальные поспешно спускались вниз по холму.
Штурм крепости обернулся для Рагнарссонов кровавым провалом.
С необыкновенной осторожностью Шеф поднес остро наточенное лезвие ножа к нити. Резкий взмах. Груз падает на свободную лопасть деревянного рычага. С другого его конца взмывает булыжник и, описав дугу, падает в другом конце кузницы.
Шеф устало вздохнул.
— Вот на этом все основано, — сказал он Торвину. — Короткий рычаг — тяжелый груз; длинный рычаг — груз полегче.
— Рад, что ты, кажется, наконец-то доволен, — ответил Торвин. — А то ты уже два дня играешься с этими струнами и дощечками, а я должен выполнять всю работу. Теперь можно рассчитывать на твою помощь?
— Да, конечно, но все, что я здесь делал, — очень важно. Люди Пути должны искать нового знания.
— Согласен. Все это важно. Но мы не вправе забывать и о будничных заботах.
Опыты эти волновали Торвина отнюдь не меньше, чем самого Шефа, однако, пару раз попытавшись принять участие в работе, он сообразил, что служит лишь помехой распаленному воображению своего бывшего ученика. А потому он счел за благо погрузиться в обыденные дела, которых у оружейников Великой Армии было невпроворот.
— Но уверен ли ты, что это и впрямь новое знание? — осведомился Ханд. — Скажем, Ингульф вытворяет чудеса, на какие не способен ни один англичанин. Причем познает он все только через испытания на мертвых телах. И ты также идешь путем пробы, но в конце концов ты выяснишь только то, что давно известно бенедиктинцам. А они это знают, не тратя времени на игру с образцами.
Шеф кивнул:
— Да, я понимаю. Я теряю уйму времени. Сейчас я вижу, как эта штуковина действует, но остается множество неясных вещей. Если бы здесь был не образец, а настоящий груз вроде того, который они запустили, то каким же весом я должен надавить на другой рычаг? Ведь его и дюжина человек не поднимет. А если он окажется так тяжел, как же я закреплю на месте длинный рычаг, с которого полетит снаряд? Значит, они используют какую-то лебедку. Зато теперь я точно знаю, какой звук я услыхал перед тем, как появилась эта глыба. Они перерубали канаты и отпускали рычаг. Но тут есть еще одна хитрость, и меня она волнует даже больше всего остального. Ведь они метнули только один-единственный снаряд, и он расплющил таран. Но не попади они с первого раза, через полминуты ворота бы уже снесли, а людей, которые умеют управляться с этой машиной, прирезали бы на месте. Значит, они почему-то были полностью уверены в том, что не промахнутся.
Внезапным порывистым движением он стер линии, которые до того чертил на земляном полу.
— Все это пустая трата времени. Ты понимаешь, о чем я, Торвин? За всем этим кроется какая-то наука, знание, объясняющее, почему снаряд полетит именно в ту, а не в иную сторону. Они не ставили опыты, как я. Когда я впервые увидел форт, который вы поставили на Стауре, я все время недоумевал — откуда, дескать, Рагнарссоны знают, сколько им понадобится бревен, чтобы укрыть за частоколом всех своих людей? Теперь-то я знаю, как они это делают: берут палку и наносят на нее насечки. Считают, что для каждой корабельной команды им понадобится десять насечек. Потом палки эти поочередно разбрасываются по кучам. Куч может быть три, четыре, сколько понадобится, — каждая куча означает стену. Когда палок больше не остается, они собирают кучи и считают количество палок. Вот так ведут подсчеты величайшие в мире воины и мореплаватели. Делают насечки на палках. Но англичанам, которые засели в городе, помогает римская наука. Мне известно, что римляне числа записывали так же легко, как и буквы. Вот если б я выучился этой римской премудрости, тогда бы и смог построить такую машину.
Торвин положил на наковальню щипцы и задумчиво повертел в руках серебряную пектораль с амулетом-молотом.