Путь кшари. Дар Великих

Ал дернулся, быстро отводя взгляд: так долго рассматривать женщину было непозволительно, тем более высокорожденную. В Храмах почти не было женщин, только у лекарей, да иногда у Слышащих Голос, среди стражей их не было вовсе – это понятно, женщина не может воевать, она слишком слабая, ее место дома, – но наставники объясняли, как себя вести в городе, а он забылся.

– Склони голову, кшари!

Ал не спорил, он действительно был неправ и даже готов был извиниться, но склонить голову? Голос тардхани просто сочился презрением, а во взгляде читалась откровенная брезгливость. Высокорожденный смотрел на него так, словно Ал был не кшари, а последним из сахри. Вместо того чтобы выполнить безумный приказ, Ал упрямо нахмурился, не понимая, как быть. Просто развернуться и уйти? Ответить на вызов тардхани и объяснить, кто должен склонить голову? Или все же извиниться перед высокорожденной?

Тардхани положил руку на меч.

Великие мудро поделили людей на касты, и это было правильно. Сахри мало жили, много болели и не могли выполнять сложную работу, их удел – собирать мусор и прислуживать остальным, никто не захочет смешать свою кровь с порченой. Тардхани были сильными, у них рождались здоровые дети, и они могли управлять остальными. Другие касты тоже были понятными: ребенок, рожденный в касте мастеров или работников сельвы, всегда знал, кем он будет, и учился своему ремеслу с самого детства. Никто никогда не претендовал на место другого, и Эр-Кхар не знал войн. А если кому-то в голову приходили дикие мысли, кшари всегда были готовы объяснить заблудшим замысел Великих. Мечом объяснить.

Ал не знал, в какой касте родился он сам, да это и не имело значения. Храм был отдельной кастой, со сложной внутренней структурой и незыблемыми правилами: страж подчиняется своему дагару, бьется рядом со своими братьями и признает мудрость жрецов, но он никогда не склоняет голову перед теми, кто не служит Великим. Из всех, кто принадлежит Храму, только рабы всегда опускают взгляд!

Великим было все равно, кто стоит перед ними, высокорожденный или торговец, и Алу – тоже. Если жрецы прикажут, он отдаст жизнь за любого горожанина, кем бы тот ни был, почтенным мастером или грязным мусорщиком. Закроет собой, не задавая вопросов. Впрочем, если прикажут убить – убьет, нет разницы. Главное – жизнь Храма. Жизнь отдельного человека, включая его самого, не существенна и вторична.

– Вихтор, – женщина тронула спутника за локоть, – оставь его, он всего лишь тэррок.

Ал не шелохнулся, зато вокруг все пришло в движение. Торговцы суетливо отступили ближе к шатрам, встревоженно поглядывая на разложенный товар. Иним наконец-то отлип от дерева и теперь растерянно озирался, выглядывая своих: одно дело шугануть дурного мальчишку, решившего спереть лепешку, а совсем другое – попытаться остановить кшари. За правым плечом почти бесшумно материализовался Эр, а слева Ким, оба в боевых стойках, готовые встретить любого, кто попробует вмешаться в спор. Ян встал чуть сбоку, грамотно перекрывая остальным дорогу. Стражник скис окончательно и медленно пошел в их сторону. Тардхани не двинулся, только пренебрежительно скривился, разглядывая их стаю: его меч не был учебным, но и крылья у слетков были серьезным оружием.

Ал равнодушно смотрел сквозь высокорожденного, прикидывая, как лучше выбить у него оружие, не сломав при этом самого тардхани. На ползущего, как раненая черепаха, стражника он внимания не обратил, с ним даже Ким справится. В любом случае братья прикроют спину, не выясняя, прав Ал или нет. Есть Храм, гнездо – и остальной мир. Эр может сколько угодно доставать Кима, а Ян пытаться доказать, что он сильнее Ала, но только не тогда, когда один из них готовится к бою. Они семья, и другой у них нет. Каждый из них закроет собой брата.

– Добрый вечер, – вынырнувший из-за шатра жрец посмотрел на изготовившихся к бою слетков и перевел взгляд на тардхани. – Да не оставит ваш Дом милость Комкхора.

Женщина улыбнулась и провела ладонями по лицу, а мужчина лишь коротко кивнул:

– Вечер добрый, аштэ.

Ал быстро глянул через плечо, и Эр ответил ему выразительным взглядом. Если бы тардхани вытащил меч, то они, защищаясь, были бы в своем праве. Да и не стал бы высокорожденный обнажать оружие, он же не дурной, скорее всего, дело бы ограничилось парой оскорблений с его стороны, выплеснул бы раздражение и гордо удалился. Кшари в любом случае не стали бы вступать в перепалку, они, в отличие от других людей, умели держать эмоции под контролем. А теперь что? Сейчас он нажалуется жрецу, и вечером влетит всей стае: наставники не станут разбираться, кто, как и куда смотрел. Да еще на плечах жреца был белый плащ, а значит, он принадлежал к Верхнему Храму, и наставники наверняка постараются наказать посильнее, чтобы задобрить Комкхора.

– Могу я узнать, что случилось?

– Можешь, – неприятно ухмыльнулся тардхани, – ваши тэрроки дурно воспитаны.

Жрец, чуть склонив голову, молча слушал, и Ал только крепче сжал зубы, смотря в пустоту равнодушным взглядом: кшари не вмешиваются в разговор жрецов, они ожидают решения.