Они молчали. Лина женским чутьем чувствовала, что Серый Сюртук больше не с ними. Он больше не часть их команды. Он хочет уйти. И она не могла найти слов, чтобы удержать его или хотя бы выразить свою признательность. Она обернулась к нему:
— Афанасий Сергеевич. — Ее взгляд привлекло движение у него за спиной. Она замолчала, вглядываясь. Волгин тоже обернулся.
По полю бежала фигурка. Не размахивала руками, не кричала, а целенаправленно бежала именно к ним. Лина и Волгин переглянулись. Это был, несомненно, Ским. Его выдавали светлые волосы. Лине показалось, что он воинственно настроен. Но почему? Она удивилась, а вот Волгин, кажется, нет. Он, медленно отворачиваясь, взял ее под руку и потянул к обрыву.
— Знаете что, я нас спасу. — Лина спотыкаясь, приближалась к обрыву. Он почему-то так напомнил ей тот, с которого начался ее со Скимом путь. Нехороший холодок пробежал по спине. — Ну или хотя бы вас спасу!
— Что вы делаете?
— Мне всегда хотелось проверить одну теорию… — начал он совершенно изменившимся тоном.
— Теорию? — Лина оборачивалась, глядя на Скима. Попыталась упереться ногами, вывернуться, но сильная рука Волгина не дала ей сдвинуться с места.
— Да, и кажется, мне представился такой случай! — Глаза старого революционера заблестели странным нездоровым блеском. Он учащенно задышал, облизнул губы.
— В чем же заключается ваша теория? — Лина никак не могла понять, что происходит, и Ским, и Волгин вели себя более чем странно. Это начинало раздражать. Чужемирец сощурил глаза:
— Если он, — Волгин махнул рукой в сторону Скима, — сейчас не упадет замертво, значит, я могу вернуться домой! — Волгин схватил ее за локти, резко развернул и с усилием швырнул вниз с обрыва.
***
Голова гудела, в груди что-то кололо и мешало дышать, хотелось откашляться и перевернуться. Что с ней произошло? Почему Волгин сбросил ее? Сбросил ведь? Теперь Лине стало казаться, что она с самого начала ошибалась. Во всем. В людях, в мире… Вот уж точно «чужемирка».
Она попробовала приподняться, но ей явно что-то мешало. Лина застонала.
— Здесь! Сюда!
Свет фонаря пробежал по глазам, раздался шорох, что-то упало, раздался скрип, скрежет.
— Кто осматривал этот квадрат? Селезнев? — в голосе кричащего слышался гнев. Между тем Лина почувствовала, что дышать ей становится легче, света стало больше.
— Михалыч, ей богу, все обшарили! Пусто было! Клянусь пусто было! — оправдывался испуганный голос.
— Не Михалыч, а товарищ майор! — и уже тише, — Чуть девчонку не пропустили.
Сильные руки поднырнули под Лину и потянули наверх. В груди что-то защемило, голова заныла и Лина провалилась в пустоту.
Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени, прежде, чем она снова пошевелилась. Попробовала повернуться: вся спина затекла. Ничего не вышло — чья-то настойчивая ладонь прижала ее, не давая пошевелиться.
— Очнулась! Очнулась! Позовите врача! — Голос-то какой знакомый… Только чересчур истеричный.
Лина поморщилась и открыла глаза. Белый свет больно резанул и заставил зажмуриться. Чуть помедлив, она все же посмотрела на того, чьи руки ее удерживали в неудобном положении.
— Мама? — Собственный голос звучал хрипло и незнакомо.
— Я, детка, я. — Мама поправила над ней одеяло, снова придавив ее к кровати и не дав-таки перевернуться. — Уже все хорошо. Ты в безопасности. Врачи говорят, в рубашке родилась!
Сопровождая свои размеренные воркования какими-то бессмысленными движениями курицы-наседки, мама, казалось, хотела ощупать Лину всю целиком. Просто чтобы убедиться, что она жива, цела, все еще с ней. Подскочил врач. Посмотрел приборы, проверил пульс, что-то прослушал фонендоскопом.
— Удивительно, — будто сам с собой говорил немолодой помятый мужчина с мешками под глазами, — такой взрыв, а у нее только царапины, — и уже громче: — Цела! Полностью цела! Денек понаблюдаем и переведем в терапию.
Взрыв? Царапины?
— Мама, — Лина оторопело взяла мать за руку, — а сколько?.. Когда?.. Какой сейчас день?
— Линочка, ты всего день без сознания была. Даже не сутки. День. — Мама снова поправила что-то на постели. — Врач даже удивился. Целая совершенно, а в себя не приходишь. Думал, какое-то сотрясение или другая травма скрытая. Тебя искали долго! Уже всех достали и живых и… Я места себе не находила. Думала, с ума сойду. И тут уже в самом конце, представляешь! Достали тебя! Целую. Видишь, счастье-то какое! В рубашке родилась. — Только сейчас Лина поняла, что мама плачет, вытирает украдкой слезы и хочет скрыть это своими суетливыми движениями. Ах, мама. Всегда геройствовала! Лина высунула ладонь из-под одеяла и сжала мамину руку.
— Мам, все хорошо. Я себя и правда хорошо чувствую!