– Вам виднее, - сказал он в заключение.-Я человек не авиационный. Вы говорите, что можно лететь, - значит завтра вылетаем. В пять утра все мы встретимся на аэродроме. Совещание считаю закрытым. Идите отдыхать.
– Куда поедем?-спросил меня шофер.
– Домой.
Пересекаем Красную площадь. Часы Спасской башни показывают двадцать пять минут восьмого.
Москва сверкает огнями. Я наклоняюсь к стеклу и смотрю вверх. Темно, звезд не видно, облака.
«А вдруг завтра не удастся вылететь?»
– Поворачивай на аэродром, - говорю я шоферу.
Машина развернулась и стремительно помчалась к Центральному аэродрому.
Сколько раз я уходил с этого аэродрома в большие перелеты. Пять раз летал в Хабаровск, два раза на Чукотку, на Землю Франца-Иосифа, а завтра лечу… на полюс!
Подхожу к самолету. Бассейн возится у мотора.
– Ты что здесь делаешь, Флегонт? Шевелев сказал мне, что отправил тебя домой.
– Не сидится мне дома, Михаил Васильевич. Да и за рабочими присмотреть надо.
Из кабины вышли механики Морозов и Петенин. По правде сказать, я не удивился, застав их здесь.
«Не сидится дома!»-мысленно повторил я слова своего бортмеханика.
– Завтра в шесть вылетаем. Смотрите, товарищи, не подкачайте…
– Не подкачаем, Михаил Васильевич!
На других машинах я увидел ту же картину. Механики оставались на аэродроме до тех пор, пока мастера не закончили всю работу.
Когда я вернулся домой, было около одиннадцати. Весть о том, что мы завтра улетаем, уже разнеслась среди родных и знакомых.
Столовая полна народа. Я подсаживаюсь к Федору Ивановичу Грошеву. Он смотрит на меня молча и улыбается: мы давно научились без слов понимать друг друга. Как хорошо, что Федор Иванович, по-настоящему близкий мне человек, пришел провести со мной этот вечер.
– Маруся, а где ребята?-спросил я жену.
– Легли спать. Ведь уже поздно.
– Мы не спим!-послышались веселые голоса из детской.-Мы тебя ждем! Папа, иди к нам скорее!
Я открыл дверь в детскую.
– Да у вас тут темно.
Из темноты донесся возбужденный голос пятилетнего Миши:
– Это мы потушили свет, чтобы мама думала, что мы спим!
Он выскочил из кроватки. Я подхватил его на руки, поцеловал, уложил, накрыл одеялом.
– Папа, ты завтра уезжаешь?
– Папа не уезжает, а улетает, - в один голос поправили Вова и Вера.
– Улетаю, Миша, далеко на Север. Если будешь умником, знаешь, что я тебе привезу?
– Что?
Я призадумался: «Что можно привести с полюса?»
Меня выручила Вера:
– Папа, привези ему медвежонка.
– Правильно, белого медвежонка привезу.
– Живого, папа? Живого?
– Ну конечно, живого! А сейчас спи!
Я расцеловал ребят и вернулся в столовую.
Ворота в Арктику
Ровно в пять утра я был на аэродроме. Наши самолеты стояли в разных местах: мой и Мазурука – рядом с центральной станцией, Молокова и Алексеева – неподалеку от ангара ЦАГИ. Расстояние между этими машинами около километра, а до машины Головина еще больше.
Снег рыхлый, под ним вода. Пешком итти трудно, на автомобиле не проедешь. Пришлось воспользоваться аэросанями.
Я быстро проверил все машины. Механики на местах. К самолетам подвозят горячую воду. Скоро начнут запускать моторы.
Договорился с командирами кораблей: первым на старт вырулю я, за мной Молоков, Алексеев, Мазурук и Головин.
Теперь дело за погодой. На трассе в Москве небольшие порывы ветра, лететь можно.
Как только приехал Отто Юльевич, мы с ним поднялись на второй этаж здания Центрального аэродрома.
Вера Александровна по телефону принимала метеосводку.
– Как погода по нашему маршруту?
– Минутку подождите, - сказала она, продолжая слушать.
Мы молча стояли у окна. Наконец, Вера Александровна повесила трубку.
– Лететь можно. Местами небольшие снежные заряды. Видимость от двух до четырех километров. Но погода ухудшается…
– Разрешите, Отто Юльевич, запускать моторы? – обратился я к начальнику экспедиции.
– Запускайте.
Отдаю распоряжение. Механики спешат к самолетам. Внимательно прислушиваюсь… На самолете Молокова заработал один мотор, второй, третий. Гудят моторы машины Алексеева. У меня же четвертый мотор забастовал – остыла вода, а водомаслогрейка застряла у самолета Мазурука.
Приходится ждать, но время не терпит. Уже девять часов. Решаем послать Головина первым. Пусть выполняет свою роль разведчика и по радио передает нам сведения о погоде.
В одиннадцать часов тридцать минут, когда Головин прошел Вологду, я доложил Отто Юльевичу о готовности машин к полету.
Шмидт поспешил к Самойловой. Получив уже шестую сводку о погоде, она ответила нерешительно:
– Не могу поручиться, что и на вашем пути погода окажется столь же благоприятной, как на пути Головина.
Я призадумался. Сколько мы сегодня мучились сами и как мучили работников аэродрома! Конечно, это неплохая репетиция. Если стартовать удастся завтра, мы запустим моторы без задержки. Но какая погода будет завтра?
– Как вы думаете, Михаил Васильевич, можно лететь?-прервал мои размышления Шмидт.
– Если погода по нашей трассе ухудшится в два раза, все равно лететь можно, - твердо ответил я.
– Присоединяюсь к Михаилу Васильевичу. Погода все-таки летная, - поддержал меня Шевелев.
Отто Юльевич дал распоряжение немедленно стартовать.