Было пасмурно. На землю спускался туман. И несмотря на то, что в Нарьян-Маре погода была хорошая, я считал, что лететь еще рано.
– При такой видимости, - сказал я, - мы можем потерять друг друга. Кто знает, какие могут быть последствия. Лучше подождать хорошей погоды.
– Кто это тут проповедует осторожность! Ах, это Водопьянов!-насмешливо протянул Спирин.-Давно ли ты стал таким предусмотрительным? Насколько мне известно, раньше ты летал в любую погоду.
– Я и теперь летаю в любую погоду, если это нужно. Конечно, когда мне приходилось возить из Москвы в Ленинград матрицы «Правды», я не размышлял о погоде. К пяти часам утра я должен был доставлять матрицы на ленинградский аэродром. От этого зависел своевременный выход газеты. А сейчас дело другое. Задание у нас, правда, исключительное, однако оно не связано с точными сроками. Какое же мы имеем право рисковать собой, машинами, исходом экспедиции?
Незадолго до нашего вылета со мной беседовал товарищ Молотов. Он очень интересовался ходом подготовки, расспрашивал о мельчайших деталях и, прощаясь, несколько раз повторил: «Не торопитесь».
Я хорошо помнил его мудрый совет. Помнил я и наказ В. В. Куйбышева, данный мне перед полетом в ледовый лагерь Шмидта. Да и собственный опыт убедил меня в том, что надо уметь не только летать, но и ждать.
* * *
Снег на аэродроме рыхлый, вода просачивается. Интересно проверить, как бежит самолет по такому снегу. Прошу одного из летчиков подняться на машине «У-2». Тот запускает мотор, дает полный газ, но лыжи совсем не скользят. Летчик не успевает опомниться, как хвост машины поднимается и она становится на нос.
Дзердзеевский, наконец, сообщил нам радостную весть: завтра предполагается улучшение погоды, надо готовиться к вылету.
Утром немного подморозило, и машины одна за другой поднялись в воздух. Спирин определил направление ветра, снос, путевую скорость. Мы легли на курс.
Долго гостили мы в Холмогорах. Только на одиннадцатый день раскрылись «ворота в Арктику». Что-то ждет нас в Нарьян-Маре?
Летим на северо-восток. Интересно наблюдать, как постепенно меняется картина под крылом самолета.
Появляется длинная белая полоса – река Мезень. Она окаймлена зеленью соснового леса, пятнами озер и болот. Впереди темнеет море.
Ветер боковой, попутный. Путевая скорость двести одиннадцать километров. Самолеты сносит к морю. Ориентира, кроме Мезени, нет. Курс держим по компасу.
Прошли Мезень. Лес встречается все реже и реже, попадаются кустарники. На белом фоне разбросаны редкие зеленые островки. Но вот и они исчезли, началась тундра. Огромное пространство затянуто снежной пеленой. Нет ему ни конца, ни края. Небо закрыто сплошными серыми облаками.
Проходим над Чешской губой. В прошлом году, во время моего полета на Землю Франца-Иосифа, она была покрыта льдом, и ее с трудом удавалось отличить от тундры. А теперь сильные ветры вынесли лед в море.
Спирин меняет курс. Поворачиваем к Нарьян-Мару. Скоро покажется река Печора, на ней стоит столица Заполярья…
Через три часа пятнадцать минут мы благополучно сели на просторный аэродром, приготовленный на реке.
Мороз восемь градусов. Самолеты мягко, легко скользят по ровному твердому снегу.
Бассейн весело подмигивает:
– Теперь, дудки, весна не догонит!
Нарьянмарцы приняли нас очень радушно: для каждого самолета приготовили стоянку и даже вморозили в лед концы веревок для крепления.
– Товарищи, - крикнул Шевелев, - качать Спирина, ведь он впервые попал в Арктику!
– Не его одного, - заметил я, - среди нас много новичков.
– Поздравляю вас, товарищи, - прервал меня Алексеев, - наконец-то мы удрали от весны. С такого аэродрома можно поднять в воздух любой груз!
– Да, теперь уже нечего беспокоиться о взлете, - поддержали его несколько голосов.
Механики быстро надели чехлы на моторы, закрепили самолеты, и все мы, в прекрасном настроении, уехали в город отдыхать.
За ужином, устроенным для нас в Нарьян-Маре, много шутили, пели песни. Все были уверены, что коварные происки весны кончились по ту сторону Полярного круга.
После короткого совещания было решено на следующий день заправить машины и вылететь на Рудольф.
* * *
Спали мы прекрасно, а проснувшись на другое утро, увидели опять оттепель. Трудно передать наше возмущение погодой. Весь гнев мы обрушили на ни в чем не повинного Дзердзеевского.
– Прозевали зиму, проспали…-мрачно цедил Сима Иванов.
День принес плохие вести: на Новой Земле ураган до двенадцати баллов, на острове Рудольфа пурга, в Нарьян-Маре продолжала нагло хозяйничать весна.
К вечеру погода совсем испортилась. Пошел мокрый снег, потом дождь.
Застряли мы прочно. На третий день снег стал не в меру рыхлым. Своей огромной тяжестью самолеты осадили лед. Под каждой машиной появились лужи. Пришлось перетаскивать их на другое место.
– Так где же Арктика?-ехидно допытывался Спирин. – Какое же это Заполярье?
– Подожди, - ворчал я.-Хватишь и Арктики!
– Дождусь ли, товарищи полярники? Давно обещаете мне лютые морозы, - не унимался Иван Тимофеевич. – С нашей нагрузкой с такого аэродрома не оторвешься. Смотрите, как развезло: это ведь настоящая каша…