Все шумят, задают вопросы, суть которых сводится к одному - нафига мы тогда все здесь остались. Время от времени Виктор Фролов лениво вставляет комментарии с замысловатыми экономическими терминами. Васька упорно выруливает на одну тему: если нет бригад, каким образом лучше определять размер премии. И категорически не хочет отвечать: а по скольку же нам в конце концов отломится.
Через шум, а порой и смех - говорится всякое - собрание подходит к окончательному вопросу: сколько конкретно бойцов премировать и какой процент положить на их премии. Прежде чем на что-то решиться, каждый чувствует в своем мозгу раздвоение; с одной стороны - не продешевить, с другой - не прогадать бы. Неизвестно ведь, кто куда попадет, решает всё тот же штаб. Васька-то, он хитрый, с кем бы наедине не говорил, обычно заверяет: "Да разве ты не заработаешь? Неужели я дам тебе меньше чем "Сидорову"? (Называется не "Сидоров", а кто-нибудь из уехавших, чаще других Егоркин, Чуряев или Алиханов).
Выкрикиваются варианты, кто что придумает. Зинченко тоже пытается навести порядок, он все-таки комсорг. Но его реплики ничем не выделяются среди прочих. Наконец проголосовали. Недовольных, оставшихся в меньшинстве, много. Шумят, требуют голосовать еще раз, по-другому. Но Перин между тем приободрился, говорит другим тоном: "Это всё ерунда. Решили, значит решили. А кому не нравится, не держим. Дам денег на билет, и как говорится - гуляй Вася".
Фыркнул один, другой, захохотали все. Василий Федотыч недоумевающее переводит взгляд с одного на другого: что смешного он сказал? Потом многозначительно вздыхает - с кем приходится иметь дело.
В палатку пролезает комиссар Снисаренко, он где-то отсутствовал и пришел к самому концу. Переглянулся с Васей, тот кивает: все решено. И говорит бодро: "Ну что, закрываем собрание?".
Тут Киреев - Командор вдруг спохватывается: "А еще вопрос!" "Какой?" - быстро спрашивает Снисаренко. "Почему газет не бывает?".
Генка разводит руками: "Завхоз регулярно покупает газеты. Куда он, правда, их девает?"
Завершающий общий смех, всем ясно - куда. И зашевелились, задвигались. Позаседали, пора и на боковую. Кто-то еще пытается говорить, что не договорил на собрании, но слушать уже некому.
На БАМе подобного беспокойного собрания не созывали. Вопрос был решен в русле прошлогодних традиций, и имел безусловных сторонников такого решения. Собственно, и в голову никому не пришло, что надо что-то обсуждать. Мы молча к таковому присоединились.
А в Воскресенске никаких собраний отряда вообще не было в принципе. На ежедневной утренней линейке до нас доводилась вся, нам положенная информация, в том числе и решения штаба по способу премирования бойцов и бригад. Правда, в самом конце сезона Ряузов зачитал нам не просто итоговую ведомость, как Перин или Сорокин, а полную бухгалтерию. Была составлена таблица, включающая всех бойцов отряда, из многих колонок. То есть, сначала, что кому причитается из заработанного, затем - сколько оставалось у каждого после очередной статьи вычета. Все сидели и слушали, как постепенно таяли суммы, и что выпало в осадок на долю его лично. Не придерешься!
Как я уже говорил, в самом начале сезона бойцы ССО были настроены выжидательно, но пессимизм быстро брал верх. Так, отъезд половины камазовского отряда был лишь частично вызван тяжелыми условиями. Немалую роль играло и разочарование в возможности заработать.
На БАМе этот общий пессимизм был умереннее, рассчитывали, что тайга хоть в чем-то себя оправдает. Заработок будет на последнем месте среди остальных БАМовских отрядов, но все же хоть немного потянет на сибирский уровень.
В Воскресенске все были убеждены в успехе, кто сильнее, кто слабее - но все. А когда получили, радовались прохладненько - хорошо, но хотелось бы хоть чуть-чуть да побольше. Ждали заветной тысячи, которую перетянул разве что Намоконов.
Хороший заработок считался заслугой командира, отсутствие денег - его неумением. На строительные организации обычно не грешили, не верили, что за нашу работу нам полагается больше, чем там дают. Только Командор был убежден в недоплате, называл трест Камдорстрой грабиловкой.
Собственно, надежда на командирские таланты и была той смягчающей подушкой, позволяющей безропотно и безучастно переносить отсутствие отчетности, произвол в отрядных расходах, возможные злоупотребления своей властью. Думалось - свяжи мы штаб по рукам и ногам, ограничь их действия - просидят голубчики в вагончике всё лето, и палец о палец не ударят. И останемся мы вообще на копейках. А уж себе они как-нибудь сумеют урвать.
Ведь не секрет, что бывало всякое. Вылезала вдруг странная недостача при возвращении стройтрестовского имущества, которую необходимо было покрыть. А то и просто теряли портфели с деньгами. Короче, о недобросовестности стройотрядовских командиров ходило не меньше легенд, чем о баснословных заработках. И суммы присвоенных ими денег называли астрономические. Даже по Астрахани. В общем, каждый рассказывал в соответствии с собственным чувством меры.