Путь мага: Выбор, Долг, Любовь (СИ)

Их жизнь влекла меня. Эти воины и авантюристы, что сражались с монстрами и злым колдовством, служили высоким лордам и королям, охотились за артефактами прежних эпох, совершали паломничества к самым далеким святыням мира. Исчезали на годы, а затем возвращались в сиянии славы.

Нет, безусловно, многие приходили просто поклониться Свенне, помолиться в доме, в котором она жила перед уходом в чертоги Основателя, испить целебной воды родника, что впадал в каменную чашу огромного озера. Но герои, короли, принцы, колдуны — шли за белым цветком.

Именно поэтому я столкнулся с магией очень рано, раньше, чем начал ходить и говорить. Я родился, чтобы дышать ею.

Мне было девять, когда пасмурным осенним утром, к нам пришел Каэдор, бывший сослуживец отца, маг и герой войны. Он зашел словно приятель, и они с отцом выпили какой-то сивухи, смеялись. Отец представил ему меня.

Каэдор был высок и статен, его лицо частично скрывала густая темная борода. Одежда на нём была простая, потрепанная. Он не был стар, но дни его покоя были не за горами. На его широкополой шляпе уже красовалась лилия Свенны, и я вообще не понимал, зачем он пришел к нам в деревню.

Больше всего в этом странном человеке удивляла походка. Несмотря на телосложение и рост он ходил, словно не ступая на землю, бесшумно. До его прихода я уже видел нескольких чародеев, и чувствовал, как все мое естество трепещет, вдыхая магические потоки. Когда Каэдор накидывал на плечи свой плащ, отправляясь прочь, я увидел. Позже я понял, что это был первый раз взгляда за Грань магии, за Грань возможного, можно сказать я это понял уже через несколько лет… а сейчас увидел голубоватые светящиеся цепи, сковывающие мощную грудь мага, не давая ему дышать. Резкий запах магии ударил мне в нос.

— Послушай, Гэр, — сказал он, повернувшись на прощание, — Это моя вина во всем, что произошло на острове Барзнет. Можно было и поаккуратнее. Я разыскал многих, кто был там, нашел и тебя. Прости. По моей вине мы не смогли… мы проиграли. — в это мгновение словно вспышка пронеслись по комнате злые чары, и я вновь увидел то, как едва теплится жизнь в сердце, как трещат ребра под напором цепей.

— Давно простил, друг, — улыбнулся отец и похлопал его по плечу. Цепи ослабли, и Каэдор, наконец, смог вдохнуть, — Куда ты теперь подашься?

— Мало что ли мест для умелого мага? — спросил Каэдор с грустной усмешкой, — где-нибудь пригожусь.

***

В тот вечер я решил убежать из дома, и последовать за ним. Мне это казалось настолько правильным и интересным, что про отца с матерью, единственным ребенком которых являлся, даже не подумал. Собрав в узелок свои небогатые вещи, я сразу вылез через окно и направился по Белому торговому пути, через лес Шал-ре, к своей мечте.

Дорога начиналась к западу от нашей деревушки и уходила на север, где зловеще чернела опушка. Солнечные лучи не пробивались сквозь густые ветки елей, и из-за этого Белый торговый путь, казался особенно опасным. Мне довольно долго удавалось идти незамеченным, поскольку по дороге то и дело сновали суетливые торговцы, ездили повозки, и я мог спокойно затеряться в толпе. Но когда мы въехали под тень многовековых деревьев, и люди остались там, в деревне, бесшумно шедший Каэдор сразу заприметил меня.

Сначала он, похоже, подумал, что за ним следят, потому бесцеремонно приставил клинок к моему горлу, но, узнав меня, посмотрел с отвращением.

— Скотина ты неблагодраная, — сказал он и отвесил мне оплеуху, — возвращайся домой!

Не знаю, заклинал он меня или нет, но домой я бежал как ошпаренный. Я думал, моего побега никто не заметит, но на утро понял, что ошибался.

Отец словно смотрел на меня другими глазами. Что он подумал мне было не ясно, но то, что с этого дня он гонял меня и в хвост и в гриву, это не заметить было трудно. С этого дня он словно загорелся вновь, и вкладывал в меня всё, что знал сам. Учил драться, учил фехтовать деревянной палкой, рассказывал о сражениях в которых принял участие.

Солдатская жизнь, которую он описывал мне не понравилась, но главным в этих рассказах был не суровый быт, а маленькие хитрости о том, как выжить.

И так день за днем, месяц за месяцем я учился и рос, становился больше и сильнее, и на мое десятилетие папа подарил мне мое первое холодное оружие — кинжал, который передавался в семье Одан из поколения в поколение.

Хоть и раньше на лень у меня не оставалось времени, теперь я работал над собой особенно много. Больше всего я учился бить кинжалом, и блокировать им, и метать, и приводить его в порядок, если затупится.

Когда мне было тринадцать, я уже сносно двигался с мечом, и даже мой отец с трудом мог достать меня. Я тихо гордился собой, никогда не показывая эту гордость никому — ни родителям, ни сверстникам. Отец худо-бедно так же научил меня читать и писать, да вот практиковаться было особо не начем.