Путь мастера ЦИГУН. Подвижничество Великого Дао. История жизни учителя Ван Липина, отшельника в миру

Однажды ночью, когда она крепко спала, Ван Липин опять потихоньку поднялся и сел в позу лотоса для медитации. Он не заметил, когда жена проснулась, а она, обнаружив, что мужа опять рядом нет, зажгла свет. Он недвижно сидел в позе лотоса. Видя, что глаза и рот мужа плотно закрыты, вид безучастный, жена протянула руку к его ноздрям – а там не следа дыхания. Перепуганная женщина разрыдалась.

А Ван Липин открыл глаза и, как ни в чем не бывало, засмеялся: «Чего плачешь? Что тут плохого?»

Ван Липин был в некотором затруднении – ну, как же ей объяснить? Этого ведь в двух словах не скажешь! Все знали, что он проводил все свое время с тремя стариками, беженцами из голодных районов собственно Китая. Но он же был тогда всего только тринадцатилетним мальчиком, очень добрым, он заботился о стариках – и только. О великой тайне этих отношений даже родители совсем не все знали, а другие люди не знали и подавно. Дед-Учитель //293// перед расставанием еще раз ему подтвердил, что нельзя ничего никому раскрывать, пока не придет время. Жена задавала ему некоторые вопросы, касающиеся изучения Дао, но ему приходилось отмалчиваться или отвечать уклончиво в надежде, что она привыкнет и все само собой уладится.

А у жены, в свою очередь, подозрения усиливались. Так как муж толком ничего не объяснил, она все больше сомневалась. Днем на работе постаралась отдохнуть, а ночью, когда потушили свет, глаз с мужа не спускала, наблюдала, что там на этот раз он будет выделывать со своими руками и ногами.

Но на этот раз Ван Липин мирно и спокойно спал до самой зорьки. Обрадованная жена стала упрекать себя, что раньше спала слишком крепко и оставляла ему «лазейки». В апогее ее скрытой радости дверь комнаты отворилась, и вошел Ван Липин! Она обернулась к кровати, а там – никого. Повернулась опять к мужу – вся обувь у него в грязи, а брюки сзади совсем мокрые.

Увидев, с каким подозрением смотрит на него жена, Ван Липин невольно опять рассмеялся. Разуваясь, он сказал: «Вышел по нужде, а там дождь, как из ведра». Жена уж не знала, где правда, где ложь, где реальность, а где иллюзия. Все перевернулось, запуталось, она то мужа подозревала, то себя начинала подозревать.

«Этот человек поистине не как все», – часто говорила она самой себе. Он мало читал книги и газеты, но часто что-то писал в тетрадках. По правилам, муж не должен иметь секретов от жены, так что посмотреть, что такое там муж пишет, она тоже имела право. Муж тетрадок никогда не прятал, они лежали на полочке в тумбочке у изголовья кровати. Но ни у нее, ни у кого из домашних никогда и мысли не возникало почитать эти тетрадки. Одна тетрадка заканчивалась, он брал другую и снова писал. В ее глазах муж был любознательным и умным человеком. Обычно он ни о чем не расспрашивал, но ни одно событие от него не ускользало. Говоря о делах заводских, домашних, делах друзей, а при случае и о важных государственных делах, он всегда попадал в точку, а особенно верно предсказывал события, которые должны были произойти в будущем. Он всегда знал, когда к ним придут гости. В этих //294// случаях купит побольше овощей, вернется домой – тут неожиданные гости и пожалуют.

Однажды после обеда молодые супруги собирались пойти за покупками, как вдруг Ван Липин остановился у самой двери и велел жене скорей бежать к матери, сказал, что она сильно заболела и ее собираются отправлять в больницу. Жена разозлилась. Она была у матери в обед, все было там в порядке, как это за такой короткий срок она могла сильно заболеть? Но видя серьезность мужа и то, что он туда бросился, с недоверием и тревогой все-таки побежала вслед за ним. Только добежала до дверей, слышит – внутри шум, это как раз все домашние несут мать в больницу. Узнав, что случилось, она разволновалась до слез. Ван Липин же, наоборот, казался спокойным. Он взял руку тещи в свою и окликнул ее: «Мама!» Веки закрытых глаз старушки дрогнули и чуть приоткрылись, дыхание стало ровным. Ван Липин продолжал: «Вроде бы, Вы чувствуете себя очень хорошо, вставайте-ка и походите, посмотрим».

Старушка и вправду села, поднялась, опираясь на руку Ван Липина, сделала несколько шагов, все увереннее и увереннее. Цвет лица изменился, глаза оживились, стали живее, чем до болезни. Все вокруг сначала ахнули, потом обрадовались, заговорили, что старушке предсказана долгая жизнь, не должна была она заболеть. Одна только Тун Минь стояла в задумчивости. Ван Липин улыбнулся ей и, смеясь, сказал: «Ну, все еще не понимаешь, что случилось? Мама так по тебе скучала, что заболела. Ты пришла – и лучше ей стало». Тун Минь не могла ни смеяться, ни плакать.