Путь меча

На следующее утро можно было видеть шулмусов, усердно чистящих и полирующих свои блестящие от удовольствия клинки. Несколько человек толпились вокруг Коблана — с утра наевшегося мясной шурпы до отвала — и кузнец, ругая на чем свет стоит косоруких шулмусских Повитух и пустоголовых ориджитов, правил заточку, выравнивал изъяны ковки, давал советы — и к концу дня многие Дикие Лезвия выглядели уже не столь дикими, хвастались друг перед другом новообретенной полировкой и со свистом рубили что попало, проверяя заточку.

Некоторые, как я заметил, даже пытались Беседовать — именно Беседовать — а не опасно и бестолково звенеть друг о друга! Разумеется, у них еще мало что получалось, но главное было не это — они хотели Беседовать! Они стремились к этому!

Начало было положено.

Да и шулмусы стали смотреть на свои клинки по-новому.

Молодец Дзю!

Кстати, о Дзю. Пора бы выяснить, куда это он все время исчезает вместе с ан-Таньей?

И мы с Чэном отправились выяснять.

Потом, когда все стало на свои места, я подумал, что зря мы совали острие куда не следует.

Есть случаи, когда полезнее оставаться в неведении.

…Когда Кос, как обычно, опять явился за Обломком, мы с Чэном, тоже как обычно, ничего не сказали — но, подождав, пока они скроются за шатрами, поспешно двинулись следом.

Сухощавая фигура ан-Таньи, ощетинившаяся тремя Блистающими, несколько раз мелькнула впереди — и мы сообразили, что наши дворецкие и Сай с Дзюттэ направляются за пределы Круга, к дальним юго-западным холмам, на которых и за которыми раскинулось шумное ориджитско-маалейское стойбище.

Ну и что им там понадобилось?

Дорога заняла около получаса, и нам пришлось поотстать — не то чтобы мы особо скрывались, но и не желали, чтобы Кос с Блистающими заметили нас раньше времени.

И, кажется, преуспели в этом.

Впрочем, по той же причине мы пропустили начало представления. Когда мы, наконец, перевалили через холмы и прошли между какими-то коновязями, то оказались неподалеку от довольно-таки обширной и ровной площадки, местами поросшей пучками жухлой травы, подобно физиономии хитрого Тохтара — и выяснили, что действо уже в самом разгаре.

На площадке рядами сидела, одинаково подобрав под себя ноги, добрая сотня шулмусов: впереди — наши ориджиты и молодые маалеи, за ними — старики обоих племен, дальше — подростки вперемешку с женщинами.

И каждый держал тот или иной блестящий клинок, неподвижно устремленный острием вверх.

А перед ними Кос, Заррахид и Обломок (Сай находился за поясом ан-Таньи) исполняли начальный танец Пятой стихии. Очень медленно и очень плавно, тщательно подчеркивая все переходы чтобы шулмусы могли уследить за каждым движением. Это было крайне поучительное зрелище. Причем поучительное в самом прямом смысле слова — потому что наш Обломок не только выписывал в воздухе вензеля Пятой стихии, как заправский Детский Учитель.

Он при этом еще и проповедовал.

Вслух.

А Дикие Лезвия с благоговением слушали (явно не понимая половины и посему проникаясь к проповеди еще большим почтением), что вещает им новоявленный пророк.

— …ибо все вы видели Его и могли убедиться, что для рожденного в этом мире невозможно достичь Его совершенства — но пытаться приблизиться к нему есть первый долг и первая заповедь; и тогда тела наши станут крепче, и очистятся души наши, и помыслы станут ясными, а мастерство возрастет многократно — но лишь у следующих Пути, указанному Пресветлым Мечом, а указал он: оставь сомнения и слушай Меня…

— Оставь сомнения и слушай Его, — нестройно повторили Дикие Лезвия, явно не в первый раз слышавшие эту заповедь.

— Не повреди Придатка своего, а тем паче — чужого, ибо хорошего Придатка вырастить трудно, а испортить легко…

— Не повреди Придатка…

— Не разрушай собрата своего, ибо все вы — Блистающие, подобия Мои…

— Не разрушай…

— Живи Беседой и радостью ее, ибо в этом смысл жизни Блистающего…

— Живи Беседой…

— И те из вас, кто внемлет Слову Моему, изреченному пророком Моим, Дзюттэ Ковырягой (мы с Чэном едва сдержали смешок) и Ближними Моими, станут подобны Мне и войдут в рай, имя которому — Кабир!

Тут Я-Чэн обнаружил, что слишком уж высунулся из-за крайней коновязи — а оказываться на виду, особенно сейчас, Мне-Чэну никак не хотелось, и мы поспешили спрятаться обратно, так что конца проповеди пророка Ковыряги мы не услышали.

Еще некоторое время мы наблюдали за происходящим из укрытия. Дзю в конце концов умолк и вместе с Саем и Заррахидом занялся более стоящим, с нашей точки зрения, делом: принялся наставлять Дикие Лезвия в мастерстве Беседы. В чем ему помогали неизвестно откуда взявшиеся и непонятно где до того скрывавшиеся Волчья Метла, Чань-бо, Но-дачи и двое Тусклых.

Дальше Я-Чэн смотреть не стал и вернулся к священному водоему.

По дороге я размышлял о Пресветлом Мече, указавшем единственно верный Путь непросвещенным Диким Лезвиям, и о Ближних Его; а в особенности — о пророке Дзюттэ Ковыряге и о рае по имени Кабир.