Читаем Путь меча полностью

Кончики спиц легко и нежно коснулись Чэновой груди, и шнуры верхних застежек марлотты опали вниз. Затем спицы скользнули по обнаружившемуся зерцалу доспеха, медленно обводя вязь вычеканенного двустишия-бейта, чуть посвистывая от соприкосновения с полированным металлом, задевая платками разошедшиеся в стороны полы марлотты… это было так по-женски, столь откровенное проявление любопытства…

И тут я уже почти совершенно успокоился. Доспеха они, понимаешь ли, не видали никогда! Потрогать им, понимаешь ли, захотелось! То мы с Чэном такие, как они, понимаешь ли, себе представляли, то не такие… Шулма их забери! Привыкли, небось, что от поклонников отбою нет… ну что ж, значит, будем поклонниками!

— Мне говорили, что я знатен, — отчетливо прозвенел я, описывая соответствующую этикету восьмерку, — но перед древностью рода Эмейских спиц Мэйлань-го бледнеет древность любых родов (это была неправда, но кто возьмется проверять правдивость лести?)! Я учился изяществу обхождения и благородному умению Беседовать, достойным истинного Блистающего, но перед вашей утонченностью и остротой ума, о повелительницы помыслов, тускнеют любые достоинства — если, конечно, они не принадлежат вам! Ну что, я могу считать себя прощенным за первую неловкость?

Правая спица поиграла со шнуром марлотты и, опустившись вниз, остановилась у рукояти Дзюттэ.

— А это, надо полагать, личный советник царственного ятагана Шешеза фарр-ла-Кабир, Дзюттэ… э-э-э…

— Надо полагать, — довольно-таки невежливо прервал ее Дзю. — Дзюттэ Обломок, с вашего позволения! Только я не советник. Я — шут. Не верите? Ну хотите, пошучу? Могу даже вполне прилично…

— Жаль, — протянула левая спица.

— Что — жаль? — немедленно заинтересовался Обломок. — Что могу шутить вполне прилично? Тогда, опять же с вашего позволения, могу и вполне неприлично…

— Нет, не это, — хором ответили Эмейские спицы. — Жаль, что вы не советник. А то бы вы посоветовали Мэйланьскому Единорогу не расточать нам излишних комплиментов. Это мы слышим ежедневно, и для этого не надо уезжать из Мэйланя в Кабир, чтобы спустя сотню лет вернуться обратно.

— Зато я расточаю комплименты довольно редко, — вмешался я. — А в последнее время, знаете ли, вообще обходился без этого. Такое уж оно получилось, мое последнее время.

— Вот-вот, — усмехнулась правая спица. — Теперь вы больше подходите для той роли, которую вам приписывают во всем эмирате.

— Роль? Какая роль?!

— Роль героя. Сурового Блистающего древности, чудом попавшего в наше тихое и спокойное время.

Я еле сдержался. В наше тихое и спокойное время… вот Детский Учитель посмеялся бы, если бы услышал. Впрочем, он и при жизни был сдержанным, а смеющимся я его не видел вообще никогда.

— Вы сказали — в наше тихое и спокойное время, — я опустился в ножны и говорил теперь тихо и невыразительно. — Я до того сказал: «В последнее время». Я не гожусь в герои древности, я не уверен, были ли в древности герои; я даже не уверен, были ли в древности Блистающие, осознающие, что они — Блистающие; я говорю банальные комплименты, но все это оттого, что я боюсь.

— Боитесь? — удивлению спиц не было предела. — Чего? Или — кого?

— Я боюсь, что наши слова сольются, и придется говорить: в наше тихое и спокойное последнее время. Вот этого-то я и боюсь.

— Меня зовут Аун, — после долгого раздумья сказала правая спица.

— А меня — Аунух, — добавила левая, и я вдруг снова остро ощутил всю мощь их обаяния.

Чэн сжал на моей рукояти железные пальцы.

— Нас ждет празднество, — то ли спросил, то ли утвердительно заявил он. — Еще одно празднество. А мне говорили, что это будет прием. Вдобавок официальный.

— Да, празднество, — о чем-то думая, небрежно ответила Юнъэр. — Это хорошо, что празднество; хорошо, что оно нас ждет; и хорошо, что вы такой, какой вы есть, Высший Чэн — вне зависимости от моих представлений о вас и вне зависимости от личины героя древности.

Я не расслышал, что говорили в этот момент Эмейские спицы, проворно сновавшие в ее пальцах, но наверняка они говорили нечто похожее.

— А почему это хорошо? — удивленно спросил Чэн-Я.

То, что ответила Юнъэр Мэйланьская и Эмейские спицы Мэйлань-го, совпало полностью.

— Потому что так мне (нам) будет проще объявить о нашей помолвке, — сказали они.

2

Когда они вышли отдать какие-то заключительные распоряжения, Дзю обратился ко мне с довольно-таки странной просьбой.

— Слушай, Однорог, — заявил он, — не сочти за труд… Ты не мог бы попросить своего Чэна, чтобы он описал мне эту… Юнъэр. Только обязательно вслух, а ты переведешь для меня. Ладно?

— Ладно, — недоуменно звякнул я, выходя из столбняка, в который меня повергло заявление спиц и Юнъэр, и сообщил Чэну о просьбе Обломка.

Чэн пожал плечами, но перечить не стал.

И он, и я понимали, что здесь дело нечисто. Предположить, что Обломок решил удовлетворить свое досужее любопытство, не расслышав последних слов спиц, или просто не придав им значения — ну уж нет, кто угодно, но только не Дзю…

Перейти на страницу:

Все книги серии Кабирский цикл

Путь меча
Путь меча

Довольно похожий на средневековую Землю мир, с той только разницей, что здесь холодное оружие — мечи, копья, алебарды и т. д. — является одушевленным и обладает разумом. Живые клинки называют себя «Блистающими», а людей считают своими «Придатками», даже не догадываясь, что люди тоже разумны. Люди же, в свою очередь, не догадываются, что многими их действиями руководит не их собственная воля, а воля их разумного оружия.Впрочем, мир этот является весьма мирным и гармоничным: искусство фехтования здесь отточено до немыслимого совершенства, но все поединки бескровны, несмотря на то, что все вооружены и мастерски владеют оружием — а, вернее, благодаря этому. Это сильно эстетизированный и достаточно стабильный мир — но прогресса в нем практически нет — развивается только фехтование и кузнечное дело — ведь люди и не догадываются, что зачастую действуют под влиянием своих мечей.И вот в этом гармоничном и стабильном мире начинаются загадочные кровавые убийства. И люди, и Блистающие в шоке — такого не было уже почти восемь веков!..Главному герою романа, Чэну Анкору, поручают расследовать эти убийства.Все это происходит на фоне коренного перелома судеб целого мира, батальные сцены чередуются с философскими размышлениями, приключения героя заводят его далеко от родного города, в дикие степи Шулмы — и там…Роман написан на стыке «фэнтези» и «альтернативной истории»; имеет динамичный сюжет, но при этом поднимает глубокие философско-психологические проблемы, в т. ч. — нравственные аспекты боевых искусств…

Генри Лайон Олди

Фантастика / Научная Фантастика / Фэнтези
Дайте им умереть
Дайте им умереть

Мир, описанный в романе «Путь Меча», через три-четыре сотни лет. Немногие уцелевшие Блистающие (разумное холодное оружие) доживают свой век в «тюрьмах» и «богадельнях» — музеях и частных коллекциях. Человеческая цивилизация полностью вышла из-под их влияния, а одушевленные мечи и алебарды остались лишь в сказках и бесконечных «фэнтезийных» телесериалах, типа знаменитого «Чэна-в-Перчатке». Его Величество Прогресс развернулся во всю ширь, и теперь бывший мир Чэна Анкора и Единорога мало чем отличается от нашей привычной повседневности: высотные здания, сверкающие стеклом и пластиком, телефоны, телевизоры, автомобили, самолеты, компьютеры, огнестрельное оружие, региональные конфликты между частями распавшегося Кабирского Эмирата…В общем, «все как у людей». Мир стал простым и понятным. Но…Но! В этом «простом и понятном» мире происходят весьма нетривиальные события. Почти месяц на всей территории свирепствует повальная эпидемия сонливости, которой никто не может найти объяснения; люди десятками гибнут от таинственной и опять же необъяснимой «Проказы "Самострел"» — когда оружие в самый неподходящий момент взрывается у тебя в руках, или начинает стрелять само, или…Или когда один и тот же кошмар преследует сотни людей, и несчастные один за другим, не выдержав, подносят к виску забитый песком равнодушный ствол.Эпидемия суицида, эпидемия сонливости; странная девочка, прячущая под старой шалью перевязь с десятком метательных ножей Бао-Гунь, которыми в считанные секунды укладывает наповал четверых вооруженных террористов; удивительные сны историка Рашида аль-Шинби; врач-экстрасенс Кадаль Хануман пытается лечить вереницу шизоидных кошмаров, лихорадит клан организованной преступности «Аламут»; ведется закрытое полицейское расследование — и все нити сходятся на привилегированном мектебе (лицее) «Звездный час», руководство которого, как известно всем, помешано на астрологии.И вот в канун Ноуруза — Нового Года — внутри решетчатой ограды «Звездного часа» волей судьбы собираются: хайль-баши дурбанской полиции Фаршедвард Али-бей и отставной егерь Карен, доктор Кадаль и корноухий пьяница-аракчи, историк Рашид аль-Шинби с подругой и шейх «Аламута» Равиль ар-Рави с телохранителем, полусумасшедший меч-эспадон, сотрудники мектеба, охрана, несколько детей, странная девочка и ее парализованная бабка…Какую цену придется заплатить всем им, чтобы суметь выйти наружу, сохранить человеческий облик, не захлебнуться воздухом, пропитанным острым запахом страха, растерянности и неминуемой трагедии?!И так ли просто окажется сохранить в себе человека, когда реальность неотличима от видений, вчерашние друзья становятся врагами, видеокамеры наружного обзора не нуждаются в подаче электричества, пистолеты отказываются стрелять, но зато как всегда безотказны метательные ножи, с которыми не расстается девочка?Девочка — или подлая тварь?!Страсти быстро накаляются, «пауки в банке» готовы сцепиться не на жизнь, а на смерть, первая кровь уже пролилась…Чем же закончится эта безумная ночь Ноуруза — Нового Года? Что принесет наступающий год запертым в мектебе людям — да и не только им, а всему Человечеству?

Генри Лайон Олди

Фантастика / Научная Фантастика / Фэнтези
Я возьму сам
Я возьму сам

В этом романе, имеющем реально-историческую подоплеку, в то же время тесно соприкасаются миры «Бездны Голодных глаз» и «Пути Меча». При совершенно самостоятельной сюжетной линии книга в определенной мере является первой частью цикла «Путь Меча» — ибо действие здесь происходит за несколько сотен лет до «Пути»…Арабский поэт X-го века аль-Мутанабби — человек слова и человек меча, человек дороги и человек… просто человек, в полном смысле этого слова. Но в первую очередь он — поэт, пусть даже меч его разит без промаха; а жизнь поэта — это его песня. «Я возьму сам» — блестящая аллегорическая поэма о судьбе аль-Мутанабби, эмира и едва ли не шахиншаха, отринувшего меч, чтобы войти в историю в качестве поэта.А судьба эта ох как нелегка… В самом начале книги герой, выжив в поединке с горячим бедуином, почти сразу гибнет под самумом — чтобы попасть в иную жизнь, в ад (который кому-то другому показался бы раем). В этом аду шах, чей титул обретает поэт — не просто шах; он — носитель фарра, заставляющего всех вокруг подчиняться малейшим его прихотям. И не просто подчиняться, скрывая гнев — нет, подчиняться с радостью, меняясь душой, как картинки на экране дисплея. Вчерашний соперник становится преданным другом, женщины готовы отдаться по первому намеку, и даже ночной разбойник бросается на шаха только для того, чтобы утолить жажду боя владыки. Какой же мукой оборачивается такая жизнь для поэта, привыкшего иметь дело пусть с жестоким, но настоящим миром! И как труден его путь к свободе — ведь для этого ему придется схватиться с самим фарром, с черной магией, превратившей мир в театр марионеток.И сколько ни завоевывай Кабир мечом, это ничего не изменит, потому что корень всех бед в тебе самом, в тебе-гордом, в тебе-упрямом, в том самом тебе, который отказывается принимать жизнь, как милостыню, надсадно крича: «Я возьму сам!»

Генри Лайон Олди

Фантастика / Фэнтези

Похожие книги