Путь между

Денхэ с чувством презрительного превосходства пояснил наглецу, что наследные принцы обучаются борьбе с самого раннего детства. Шут вздохнул так печально и тоскливо, что Денхольм сбавил тон:

— Ну хочешь, я тебя научу?

Подросток посмотрел с робкой надеждой:

— Не обманешь?

— Слово принца! И в оруженосцы возьму.

— Здорово! Только ты это, — он замялся, поглядел куда-то поверх головы Денхольма, — рабом больше не называй, ладно?

— Договорились. Как тебя звать-то?

— Санди.

— А меня Денхэ.

Через несколько дней — как теперь понимал Денхольм, подглядев из окна за их тайными тренировками, — Божьей Милостью Король Элроны отдал распоряжение учителям: шут должен заниматься вместе с принцем. Денхэ и Санди восприняли указ на ура. А вскоре их команда пополнилась ободранным и вечно голодным Масхеем, до встречи с королем коротавшим дни на паперти Храма Светлых Богов. Потом пришли братья-близнецы Лу и Лай Сайх, сыновья садовника. И Зуй Астре, маленький поваренок с дворцовой кухни. Вслед за поваренком в их чисто мужской коллектив заявилась Прекрасная Дама Ташью, дочка Листена, канцлера Элроны. Им было весело вместе, и учились они с интересом. И каждый из них был по-своему дорог Денхольму, но Санди оставался ближе всех.

А через три года идиллия закончилась. После таинственного исчезновения Божьей Милостью Короля Элроны Йоркхельда I Санди сделался просто невыносимым. Все реже и реже слышались его шуточки и остроты, над которыми хохотали до упаду. Все чаще слетали с его языка колкости, обидные прозвища и злобные сравнения. Шут как бы стремился отгородиться от всех холодной стеной обиды. Словно мстил за что-то. Кому-то. Наверное, его в конце концов отлупили бы разъяренные братья Сайх, но Денхэ так упорно защищал друга, стараясь не обращать внимания на злобные выходки, что Санди оставили в покое. И через полгода шут успокоился, перестав хамить. Хотя прежнего Санди все равно не было и в помине. Лишь теперь, постояв на Пороге, он пришел в себя, словно лопнул в нем нарыв и гной вытек вместе с ядом. Денхольм улыбнулся.

Он плакал, сломленный усталостью и отчаянием. Все было напрасно, Светлые Боги отвернулись от них! Лучший друг умирал в мучениях.

— Санди, Санди, — прошептал король, стискивая неживую руку шута, — как же ты так!

— А вот так, — прошелестел вдруг слабый ответ, настолько тихий, что казался вздохом привидения, — думаешь, ты бы лучше выглядел, хлебнув той отравы?

Король подпрыгнул на месте:

— Ты очнулся, дружище?!

Санди был все так же бледен и недвижим, но губы его шевелились, пытаясь состроить ехидную усмешку.

— Я и сам пока не понимаю. Но скорее да, чем нет. — Шут слегка приоткрыл глаза, критическим взором оглядел Денхольма. — Не король, а мумия! Скелет ходячий! Отправляйся спать! — добавил он с жалкой угрозой. — А перед этим съешь что-нибудь неядовитое.

— На себя бы посмотрел, горе мое! — все еще не веря своим глазам, огрызнулся король.

— А что я там не видел? — отмахнулся шут. — Ладно, братец, давай так: прикажи поставить здесь еще одну кровать. И будем спать вместе.

— Договорились.

Вскоре дело пошло на поправку, шут дерзил и огрызался, из чего Масхей делал утешительные выводы об улучшении его здоровья. Денхольм стал все чаще покидать свой пост и вернулся к государственным делам. Санди одобрил такое решение, но упросил короля не устраивать без него приемов в тронном зале — он боялся пропустить что-нибудь интересное. Например, кинжал, брошенный рукой того, чей яд не достиг цели. Денхольм дал слово.

И вот теперь шел за советом. Почему-то хотелось верить, что Санди знает, что нужно делать с Вендейром, Зоной Пустоты.

У самого порога король остановился, не веря своим ушам: из-за двери неслись слабые неясные звуки. Шут наконец-то взялся за лютню! А значит, окончательное выздоровление не за горами! Играть и петь Санди был мастер, правда, выводил все больше протяжные и тоскливые мелодии. Денхэ любил его слушать, всякий раз почему-то вспоминая голос старшего брата, Короля-Менестреля… Шут взял для затравки пару мрачноватых аккордов, помолчал минут пять, потом запел:

Не плачь, не надо, хозяин!
Король — он плакать не должен.
Он может быть неприкаян,
Но слабый король — невозможен!
Монархи страданья прячут,
Иначе их власти конец!
Давай я тебе отчудачу песню,
Шут — он ведь тоже певец…

И Денхольм замер, не в силах пошевелиться. Не так уж часто шут посвящал ему песни. А пел еще реже.

Ты думаешь, жизнь пропала
И давят короны листья…

…Король вздрогнул и невольно коснулся тяжелого золотого ободка, созданного в виде искусно переплетенных листьев клена, — венец Короля Итани, если верить древней легенде…