Путь мирного воина. Книга, которая меняет жизнь

«…на данном этапе эволюции, не развило в себе способность напрямую использовать солнечную энергию; ты не можешь питаться солнечным светом, лишь только косвенно, определенным образом. Когда человечество разовьет в себе эту способность, органы пищеварения почти исчезнут и компании по производству слабительного разорятся. Сейчас же, пища — это форма накопленного солнечного света, которая тебе требуется.

«Правильная диета позволяет тебе наилучшим образом распоряжаться энергией Солнца. Его высвобождающаяся энергия откроет твои органы чувств, расширит твою осознанность и превратит твою способность сосредотачиваться в разящий меч».

«Все это произойдет, если я лишь удалю пончики из своего меню?»

«Да. Пончики и еще несколько других пищевых несуразностей.

«Один из гимнастов, японец, чемпион Олимпийских игр, как-то сказал, что в счет идут не плохие привычки, а хорошие».

«Это значит, что твои хорошие привычки должны стать настолько сильными, чтобы они смогли растворить не самые полезные среди них». Сократ указал впереди на небольшое кафе на Шаттак рядом с Эшби. Я проходил там десятки раз, даже не замечая его.

«Итак, Сократ, ты веришь в естественное питание?» — сказал я, когда мы пересекали улицу.

«Дело не веровании, а в делании. Могу сказать тебе вот что: я ем только то, что полезно и ровно столько сколько мне необходимо. Для того, чтобы оценить то, что ты называешь естественным питанием, тебе придется отшлифовать свои инстинкты и стать естественным человеком».

«Звучит слишком аскетично. Ты что же, даже изредка не можешь позволить себе мороженое?»

«Мой рацион может, сперва, показаться спартанским, по сравнению с теми излишествами, которые ты назвал бы „умеренностью в питании“, Дэн, однако то, как я ем уже само по себе напитано удовольствием, потому что я развил в себе способность наслаждаться простейшей пищей. Ты тоже этому научишься».

Мы постучали в дверь и нам открыл Джозеф. «Входите, входите», — с энтузиазмом сказал он, словно приглашая нас к себе в дом. Толстые ковры устилали пол небольшой передней комнаты. В самом помещении кафе размещались тяжелые, покрытые лаком, грубо-тесанные столы, мягкие стулья с прямыми высокими спинками. Интерьер под старину. Все стены украшали гобелены, за исключением одной, которую почти полностью закрывал живописнейший аквариум с разноцветными рыбками. Сквозь стеклянный потолок в комнату вливался утренний свет. Мы расположились в центре, под лучами утреннего солнца вперемешку с легкими тенями воздушных облачков, проплывающих сверху.

К нам приблизился Джозеф, неся над головой две больших тарелки. С показным изяществом он поставил перед нами тарелки: сначала Сократу, потом мне. «Ах, это выглядит просто восхитительно!» — сказал Сократ, запихивая салфетку за ворот рубашки. Я опустил глаза. На тарелке передо мной лежали кружками нарезанная морковь и листик салата. Я, в оцепенении, глазел на них.

Взглянув на меня, Сократ едва не свалился от хохота на пол, а Джозефу пришлось опереться рукой о край стола. «А-а», — произнес я с облегчением, — «так это шутка».

Не говоря ни слова, Джозеф унес тарелки и вернулся с двумя красивыми деревянными мисками. В каждой миске находилась точная миниатюрная копия горы. Сама гора была скомбинирована из мускусной и медовой дынь. Небольшие кусочки грецких и миндальных орехов, каждый из которых был уникально обработан, стали коричневыми булыжниками. Кусочки яблок и тоненькие ломтики сыра образовывали выходы скальных пород. Деревья были сделаны из множества верхушек петрушки. Каждому дереву была придана совершенная форма, как карликовым деревьям в горшках. Ледник из йогурта покрывал вершину. У подножия горы лежали разрезанные пополам виноградины и кольцо из земляники.

Я просто глаз не мог отвести. «Джозеф, это слишком красиво. Я не могу есть это. Мне хочется его сфотографировать». Сократ, как я успел заметить, уже приступил к трапезе в своей обычной манере: не торопясь, понемножку. Я с удовольствием принялся за гору. Когда я доедал, неожиданно, Сократ принялся жадно, почти не жуя, поглощать свою еду. Я понял, что он пародирует меня.

Я изо всех сил старался брать маленькие кусочки, глубоко дыша между каждым, так, как делал это он, но это казалось ужасно томительным.