Пока Марк думал, девочка по имени Циэль зажгла все свечи серебряного семисвечника. Комнату наполнил живительный свет, озарил полки с множеством древних книг и свитков исписанного пергамента. То, что Марк принял за убогую келью отшельника, оказалось ухоженной библиотекой, содержащей массу рукописей.
— У меня достаточно времени, чтобы дождаться твоего ответа, — сказал старец.
— Я… я хочу узнать, в чем мое призвание, — заговорил Марк. — Хочу узнать, почему я попал в Каллирою? Почему меня преследуют враги, которых я никогда не знал? И суждено ли мне вернуться домой, то есть в мой мир?
— Хорошие вопросы, потому что искренние. Кроме последнего. Ты, правда, хочешь вернуться в свой мир? — спросил старец, все тем же мягким голосом. — Ради чего? Белого забвения?
— Белого забвения? — недоуменно насторожился Марк. — В моем мире его нет.
— Белое забвение, которое ты прошел по дороге в Анфею — всего лишь видимый образ невидимой сущности человеческого «я», — произнес пророк, и голос его стал намного тверже.
— Так я имею шанс вернуться или нет? — Марк решил говорить напрямую.
— До тех пор, пока ты жаждешь возвращения — нет, — безжалостно развеял его надежды пророк.
— То есть я могу остаться в Каллирое навсегда? — спросил Марк, поежившись от пробежавшего по спине холодка. — Но почему?
— Ответ очень прост. Загляни в свое сердце и все поймешь сам.
Марк уставился на горящий семисвечник. Постепенно приходило понимание. Он по-прежнему жаждет подвигов и по-прежнему их страшится. В этом мире его ждут испытания и опасности, дома — комфорт и безопасность. Итак, душа его хочет оставаться в Каллирое, но страх — влечет домой. Действительно, все просто.
— Но в Каллирое я могу погибнуть?
— Пока боишься смерти — да.
Марк замер: этот ответ означал одно — смерть реальна. Он может умереть, так и не увидев родителей, родного дома, родного мира. Но с другой стороны, разве в своем мире он бессмертен? Разве смерть от опухоли мозга или заражения крови менее реальна, чем от даймонского палаша или стрелы наемного убийцы?
— Да, в Каллирое много опасностей, — спокойно согласился старец, будто читая его мысли. — Но как адельфу тебе известно, что для познавшего Путь истины смерть не является концом. Подобно и существование без цели и смысла не является жизнью.
— Нет, — буркнул Марк, понимая намек. — После всего, что произошло со мной здесь, я никогда не потеряю смысл своей жизни.
— Не это ли решение ты принимал, когда впервые решил измениться и обратился от пустой суеты к Жизни?
— Откуда тебе это известно? — поразился Марк. Этого не мог знать даже епископ Ортос.
— Я бы не был пророком, если бы не читал прошлое людей по их словам и лицам.
Марк сильно смутился. Старый пророк знает все, от него ничего не скроешь. Тут не слукавить как с епископом. Придется быть честным. Предельно честным.
— Ты говоришь, что смерть мне страшна, пока я боюсь ее. Но как мне достичь свободы от страха смерти?
— Путь истины даст тебе ответ на этот вопрос в свое время.
— В свое время, — повторил Марк со вздохом. — Я много знаю о Пути истины, но не нахожу в нем ответа, — Марк развел руками. — Помолись за меня, пусть Спаситель откроет мне его суть…
— Ты до сих пор не понял, что Путь истины — это и есть Спаситель, открывшийся нам в образе живых слов? Слов, которые не живут, но сами по себе являются Жизнью.
Марк запнулся, окончательно запутавшись. Говорить с пророком становилось все сложней и сложней.
— Но тогда скажи мне… — Марк перебирал мысли. Он столько всего хотел спросить у пророка, что не мог решить, что важнее. — Скажи мне, почему я попал из своего мира в ваш? Это воля Всевышнего? Можешь мне не верить, но мой мир существует, и он отличается от вашего…
— Я верю тебе, Маркос. Я знал людей, которые были раздираемы между двумя мирами.
— И что? Какой из моих двух миров является истинным? В каком из них мне суждено остаться? — спросил Марк и затаил дыхание.
— Помимо двух миров, которые ты знаешь, есть еще один. Открой его и поймешь, что только он и является настоящим.
— Что это за мир?
— Мир внутри тебя. Место, найти которое настолько легко, что находят его немногие. Оно в тебе и во всем, что вокруг тебя.
— Не понимаю.
— Я бы тоже тебя не понял, если бы ты пытался выразить невыразимое.
Старец обернулся.
— Циэль, подойди к нам.
Девочка послушно подошла. Марк поглядел на ее темные волосы, на приподнятую головку, на всю ее фигурку, залитую огнями свечей, и удивился, насколько по-взрослому серьезны ее глаза и как необычно они сочетаются с ее детскими щечками и губами. Марку вдруг показалось, что он где-то видел ее, только не мог вспомнить — во сне ли, или где-то в Каллирое.
— Восемь десятков лет разделяют нас с маленькой Циэлью, — проговорил старец, упокоенно улыбаясь. — А в чем разница? Я молюсь — и Творец отвечает, молится Циэль — и Творец отвечает тоже. Мы оба познали мир, который более реален, чем тот, который ты видишь. Я познал его в конце жизни, а она в начале — вот и вся разница.
Они немного помолчали.