— Да, — мгновенно ответила хранительница, но в ее взгляде, брошенном на местный храм, нетрудно было заметить глубокую грусть. — Только позвольте мне сходить к моему тайнику в лес. Я там прячу те немногие вещи, которые хочу взять с собой.
— Почему ты не хранишь их дома?
— Меня часто не бывает в доме. Его могли сжечь или обчистить.
— Веселое селение! — заметил Харис.
— Хорошо, дочь моя, — сказал епископ со вздохом. — Но уже темнеет, а Спящая сельва небезопасна. Маркос, могу я тебя просить провести дочь Сельвана?
Хранительница бросила взгляд на Марка, затем на епископа… и промолчала.
— Да, конечно, — пришлось согласиться Марку.
— Спасибо, брат Ортос. Располагайтесь в моем доме. Я только туда и обратно.
Хранительница благосклонно кивнула епископу и направилась в лес, опять не сказав Марку ни слова.
Минут двадцать они шли молча, огибая колючие лиственные кусты и высокие папоротники, самых разнообразных, порой причудливых форм. Двигаясь следом за девушкой, Марк снова и снова терзал себя мыслями: «Я был чужим в своем мире — остался таковым и здесь. Господи, почему я так жалок? Почему я не могу справиться с самим собой?»
Внезапно хранительница остановилась, как бы к чему-то прислушиваясь.
— Что случилось? — насторожился Марк.
— Пока ничего. Идем быстрее.
Чувство беспокойства возросло, участив сердцебиение. Стараясь не выдать этого чувства, Марк как бы невзначай спросил:
— Почему односельчане так ополчились против тебя?
— Я говорю им правду, и за это меня ненавидят, — быстро проговорила хранительница, и в голосе ее не было ни сожаления, ни ропота. — Они не хотят знать правду о себе.
— Они не понимают тебя?
— Не хотят понимать. Грех затыкает уши тому, кто его пригреет.
— И ты хотела обличить их, чтоб они отвернулись от греха?
— Уже слишком поздно. Мои слова оказались излишними. Они не отреклись от своих дел. Теперь их проклятие непоправимо.
— Но ведь раньше они были аделианами. Как это произошло?
— Сонную дубраву основали адельфы Ордена хранителей традиций много лет назад. Селение оберегало эти леса от посягательств нечисти с юга. Десять лет назад, когда Эпоха лесных войн докатилась до Морфелона, наше селение стало оплотом для борьбы с силами Хадамарта. Но старейшины Сонной дубравы к этому времени зажирели. Освободительная война была им не нужна: под угрозой оказалась их торговля лесом. Пока был относительный мир, они казались добрыми и отзывчивыми, но когда пришло время сделать выбор между войной и личным благом — они сильно изменились. А с ними и все жители, заработок которых зависел от работы лесопилки. Рыцари Морфелона больше не могли найти здесь приют. Те немногие, что служили в Лесном воинстве, подверглись насмешкам и презрению. Мои родители… — Никта осеклась, сделав непроизвольную паузу. Ясно, что она не хотела об этом говорить. — Все селение постепенно впало в грех, нищету, проклятия и болезни.
— Нечисть их не трогает? — поинтересовался Марк и, вспомнив эритов, понял, что спросил глупость.
— Нечисть уничтожает их день за днем. Они не верят в это. Для отступника эриты невидимы.
«Слава Богу, значит, я не отступник!» — подумал Марк, но, вспомнив о своих последних неудачах, погрустнел.
Хранительница второй раз резко остановилась, прислушалась. Марк навострил уши вместе с ней и вздрогнул от того, насколько незаметно в лесу сгустились сумерки. Небо потемнело, на темном небосводе зажглись первые звезды. Густые кроны деревьев наполнял мрак, а среди ветвистых папоротников послышались ночные шорохи.
И тут Марк услышал, к чему так чутко прислушивалась хранительница. Далеко-далеко в лесных трущобах слышался тихий, протяжный плач. Был он настолько тих, что различить, кому принадлежит, человеку или зверю, было невозможно.
— Идем быстрее! — встревожилась хранительница.
Не успев обдумать, что ее могло так напугать, Марк похолодел, едва они сделали несколько шагов. Скорбный, унылый плач, смешанный с печальными завываниями, послышался впереди, причем совсем близко.
— Сюда! — шепнула хранительница, свернув с тропы в глухую чащу.
Плач приближался. Приближался со всех сторон, куда бы они ни свернули. Марк почувствовал на спине колкую дрожь. Ноги затряслись, сковывая шаг. Плач стал явственен. «Это не человек и не зверь», — ужаснулся Марк.
Это был плач неведомых существ, стекающихся со всего леса.
— Кто это? — прошептал Марк, стараясь не впадать в панику.
Хранительница тревожно переводила взгляд от дерева к дереву.
— Ночные призраки. Их называют духами уныния.
Холодный, мистический плач, словно, исходящий из глубин преисподней, где уже нет надежды, окружал их плотным кольцом. Существ нигде не было. «Невидимки!» — в страхе подумал Марк. Он ощутил, как рвутся в груди все душевные струны, как страх и отчаяние медленно и неотвратимо охватывают тело. Бежать? Куда бежать? Сильно захотелось закричать и броситься лицом в землю.
— Что они могут нам сделать?
— Они вытягивают душевные силы. За ночь могут довести до сумасшествия. Или до смерти.
— У нас есть оружие, — шепнул Марк, и к своему страху вспомнил, что так и не научился пользоваться Логосом.