В Голландии собирают подписи протеста. Это случится в каждой стране и, в конце концов, предстанет перед ООН. Нельзя преследовать одну индивидуальность - без всякой причины, без всякого преступления - во всем мире. Такой заговор должен быть вынесен на рассмотрение людей: «Вот ваши лидеры».
Но вам не стоит беспокоиться - со мной ничего не случится. Я даю обещание.
Глава 43. Напрасный лай друг на друга
Я сталкивался с некоторыми очень замечательными индивидуальностями, но они не были просветленными: они были на самой грани. О них можно сказать «почти просветленные». Но даже из этого состояния человек может пасть.
Они были замечательны во многом. Некоторые из них были музыкантами. Странно, что большинство людей, которых я встречал и могу описать как замечательных, были музыкантами. Это не может быть случайностью. У музыки есть какое-то сходство с медитацией.
В игре на любом инструменте есть две возможности. Либо человек может совершенно потеряться - остается только музыка, - и тогда этот человек будет великим музыкантом, уникальным, но не просветленным. Другая возможность - и это немного трудно в отношении музыки, и может быть, именно по этой причине они немного медлили на самой границе - другая возможность в том, чтобы быть тотальным в музыке, но все же оставаться осознанным.
В любой другой деятельности ты можешь быть и тотальным, и осознанным. В музыке, в танце все по-другому. Когда ты тотален, этот опыт так прекрасен, что тебе хочется, чтобы он продолжал тебя окутывать всегда. Но для просветления требуется, чтобы даже в этом безмерно прекрасном опыте ты мог стоять в стороне.
В страдании легко стоять в стороне, быть осознанным. В несчастье легко быть осознанным, потому что, кому хочется быть несчастным? Кому хочется быть в страдании? Опыт страдания, тревоги, несчастья сам по себе помогает тебе из него выбраться. Но опыт музыки, опыт танца, опыт великого художника, скульптора - любая творческая деятельность, которая поглощает тебя и требует, чтобы ты был в ней тотальным, не оставляя ни малейшей части, труднее всего.
Эти люди были замечательными. В них была великая красота - индивидуальности, свободы, творчества, - но чего-то недоставало. Они тоже чувствовали, что чего-то недостает, но не могли установить, чего именно.
Этот опыт приносит такую удовлетворенность, что невозможно постичь, чего же недостает. Один из этих музыкантов спросил меня:
- Не поможешь ли ты мне установить, чего именно мне может недоставать? - потому что я не вижу ничего подобного: я в музыке тотален.
И он был удивлен, когда я сказал ему:
- Проблема именно в этом: ты должен совершить очень противоречивое действие - быть тотальным в музыке и все же оставаться наблюдателем.
- Это трудно, - сказал он.
- Я знаю, что это трудно, - сказал я, - но другого пути нет. Это не невозможно. Просто потому что этот опыт так радостен, ты не хочешь отстраняться от него. Все твое существо тонет в нем, и ты не хочешь из него выйти. Но ты не знаешь, что если ты сможешь из него выйти, то не окажешься в проигрыше. Тебя ждет гораздо большее блаженство, гораздо большее благословение.
Просто попробуй. Тебе нечего терять. Если ты почувствуешь, что что-то теряешь, вернись к своей старой вовлеченности в музыку и проживи жизнь радостно. Нет никакой спешки. Ты подошел очень близко, однажды, в какой-то жизни, ты совершишь этот шаг.
Он спросил:
- Как я могу совершить этот шаг в этой жизни или в следующей? Я не могу постичь такой возможности.
- Ты не понимаешь одного, - сказал я. - Как бы красив ни был опыт, как бы он ни был чудесен, однажды он тебе надоест. Может быть, чтобы заскучать, тебе потребуется несколько жизней, но поскольку это один и тот же опыт, рано или поздно начнется скука, и именно в это время ты станешь осознанным. Но это для неразумного человека - дождаться скуки. Разумный человек может сделать это прямо сейчас.
И ему это удалось... Он был учителем Рави Шанкара и его тестем. Он был стар; он жил дольше ста десяти лет. Но в тот день, когда ему это удалось, он умер. Он умер со своим ситаром в руках. Но на его лице можно было увидеть следы, отпечаток: Будда только что прошел по мокрому песку. В возрасте ста десяти лет он выглядел таким молчаливым, таким мирным, таким молодым.
Он был замечательным человеком и во многих других отношениях. Я боялся, что это может случиться: если он попытается, такой старый, такой хрупкий, может быть, он не сможет удержать вместе душу и тело. Внезапный, подобный молнии опыт станет смертью для тела, отделением от тела. И именно это случилось.