Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

В Киеве затевался созыв Всеукраинского Церковного Собора. Митрополит Платон был командирован для подготовительной работы. На Украине в тумане революционных настроений назревало стремление к автокефалии, к независимой от Москвы Церкви. Митрополит Платон, верный линии централизма, попал в трудное положение. Мы стали посещать Епархиальный дом, где происходили предсоборные собрания, и познакомились с подготовительными работами. (Я ходил туда в качестве волынского архиерея.) Впечатления удручающие… Стриженые, бритые украинские военные священники, в шинелях, с винтовками… Злые лица… Революционные речи в духе сепаратизма. Крики по адресу митрополита Платона: "Вы хотите задушить Украину!., мы не допустим!.." — словом, не церковное собрание, а сплошной митинг с выступлением агитаторов. Было ясно — с Собором ничего серьезного выйти не может.

Решено было с наступлением Рождественских праздников Предсоборное Собрание закрыть. Я уехал на Рождество в Житомир.

Святки прошли у нас сравнительно тихо. Правда, и здесь сильно чувствовался революционный дух и повсюду происходили революционные эксцессы: в Житомире выгнали ректора семинарии архимандрита Иерофея и выбрали своего — протоиерея Иакова Немоловского; в разных приходах изгонялись священники, агитация невежественных "социал-псаломщиков" и т. д. Но все же все праздничные богослужения прошли в порядке. После праздников я произвел выборы делегата на Украинский Собор в Киеве; избранным оказался новый ректор семинарии.

На Всеукраинский Церковный Собор съехались люди столь неподходящие для трудной и серьезной работы, что было даже жутко. Толпа озлобленных, возбужденных политическими страстями украинцев. С первого же дня началось шушуканье о том, чтобы в председатели никого из старых иерархов не проводить, а самого молодого. Выбрали епископа Пимена Балтского, викария Подольской епархии. Это был покладистый человек, игравший на популярности. Он заискивал, всем без разбора говорил "миленький… миленький…" и действовал по указке своих сторонников, не разбираясь в сути дел.

С самого начала определилась непримиримая по отношению к Русской Церкви позиция Собора. Крики "Долой Москву!", "Освободимся от московского гнета!.." имели большой успех. Заседания проходили в горячих митинговых речах.

А тем временем наступали большевики… Они приближались к Киеву, занимали одну станцию за другой. Уже слышалась пальба… Помню некоторые подробности осады Киева.

Мы с епископом Пахомием Черниговским сидели как-то раз утром в квартире начальницы Епархиального училища, где мы жили, и пили кофе из сушеной моркови. С питанием в то время было плохо, и наш утренний завтрак был голодноватый. Я уселся за письменный столь писать письмо, а владыка Пахомий принялся швырять один за другим дикие каштаны в печку, приговаривая: "Бомба… бомба…" И вдруг — в самом деле бомба угодила в фронтон нашего дома. Шрапнельные пули, пробив стекла в окнах, зажужжали, как пчелы, по всей комнате… Письмо мое, тронутое пулей, скрутилось спиралью… Чудом Божиим мы остались невредимы. Мы вышли на улицу — несут профессора Мухина, контуженного упавшей штукатуркой. Весь город уже облетела весть, что большевики теснят украинцев, что Рада против них бессильна. На Соборе паника… Украинцы присмирели — и в растерянности: "Ах, владыка… что делать, владыка?.. благословите, владыка!.." Как все переменилось! Ночью загремела пушка… Раным-рано, еще в темноту, ко мне вдруг входит в шубе ключарь Житомирского собора протоиерей Александр Голосов: "Владыка, надо уезжать… Киев будет взят…" — "Откуда вы?" — изумился я. "На автомобиле из Житомира… я его в лесу под городом спрятал. Надо ехать сейчас же. И владыку Антония [82] и о. Левицкого [83] с собой возьмем…" — "Спасибо, спасибо…" Мы быстро собрались и вышли на заре часов в 7 утра; наняли за двести рублей извозчика, накрылись кузовом — и едем. Слышу, жужжат пули, даже вижу их… Ну, думаю, Бог даст, доедем… Доехали до леса, отыскали в прикрытии автомобиль — и в Житомир…

Здесь было более или менее спокойно. Владыка Антоний жил несколько дней и уехал в Харьков. А к нам вскоре добежала весть о взятии большевиками Киева, о зверствах, учиненных ими в городе, и наконец — весть ужасная… — об убийстве митрополита Владимира.