Читаем Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной полностью

Первый приход, возникший в моей епархии, был приход в Данциге. Волна беженцев занесла сюда военного священника Миллера. До войны он был псаломщиком Житомирского собора, на войну пошел братом милосердия и как-то продвинулся в диаконы, а потом в священники. После развала лазаретной церкви он увез с собой много церковных предметов: антиминс, кадило и проч. — все эти предметы теперь очень пригодились. Образовательного ценза он не имел, репутация у него была небезупречная — ходили слухи о несовместимой со священным саном браваде: штатское платье, песни под гитару… В приходе пошли раздоры, держать себя о. Миллер не умел. Я старался конфликт уладить, посылал для умиротворения архимандрита Тихона, но безуспешно. Пришлось о. Миллера отставить, и он с горизонта куда-то скрылся.

На место о. Миллера я назначил священника из военного лагеря Кведлинбурга [155] — о. А.Шафрановского. Он был священником в Калишской губернии, во время наступления попал "под немца" и был препровожден в лагерь. Здесь, в период революционных дней, вслед за перемирием, он вел борьбу с лагерными "революционерами", пожелавшими хоронить покойников в красных гробах… О.А.Шафрановский своих покойников отстаивал. Из обитателей лагеря он организовал братство с полумонашеским уставом. Пастырь напряженной духовной жизни, молитвенник, о. Шафрановский являет тип священника-подвижника.

Данцигский приход существует по сей день [156]. Помещается церковь в наемном здании при ратуше, тут же и комнатка о. настоятеля.

Воиново

В этом же, 1921 году завязался приход на границе Пруссии и России, неподалеку от пограничных пунктов Вержболово — Эйдкунен. В этой части Пруссии осело много наших старообрядцев, бежавших за рубеж от жестоких преследований их в XVIII веке. Они расселились на хуторах среди Мазурских болот; жили хорошо, безбедно, самобытно, переняв кое-что из внешних достижений германской культуры. Большинство из них "беспоповцы": ни храмов, ни священников — только моленные и руководство начетчиков и начетчиц. Из этой однородной массы староверов в конце XIX века выделились "единоверцы", т. е. староверы, признавшие нашу церковную иерархию, но сохранившие свои обряды. Основоположником единоверческого движения был инок Павел Прусский. В 80-х годах он сознал свое заблуждение, принял православие и сделался архимандритом-миссионером. Необразованный человек, но большого ума, он написал под руководством профессоров Московской Духовной Академии свои литературные труды о расколе и единоверцах. За собою он увлек часть старообрядцев в России и в Пруссии.

Прусских единоверцев окормлял из Берлина о. Мальцев (изредка наезжал к ним). Во время войны они попали в драматическое положение: по душе русские, а служить надо в германских войсках. Немцы с этим считались, поступали разумно — посылали их на итальянский фронт или назначали на нестроевые должности.

Когда я обосновался в Германии, я посылал к ним раза два-три священника для переговоров, нельзя ли им объединиться в общину и соорудить свой храм. Первым моим посланцем был о. Диодор Колпинский, которого вскоре пришлось сменить. В юности после кадетского корпуса он перешел в католичество, а в эмиграции вернулся опять в православие. Он пришел ко мне в Тегель, исповедался — и я его принял. У него была любовь к русской старине, и я решил его направить к старообрядцам. Однако вскоре обнаружилось, что ему со своим служением не справиться, и я назначил на его место о. Александра Аваева.

О.Александр, бывший офицер гренадерского полка в Москве, покинув полк, отправился в Оптину Пустынь, где спустя некоторое время стал рясофорным монахом. После мобилизации он попал на фронт, а там его вскоре взяли в плен. Участие в войне монашеского духа в нем не угасило. Когда он пришел ко мне и я с ним побеседовал, — я посоветовал ему принять священство. Он с радостью за совет ухватился. Священник из него вышел прекрасный: скромный, беззаветно преданный своей пастве. Он стал служить по старообрядческому уставу, сошелся с приходом, стал любимым батюшкой. Один из крестьян пожертвовал землю, о. Александр стал собирать деньги на построение храма. Выстроили прекрасную церковь и под одной с нею крышей — помещение для школы, для о. настоятеля и для сторожа.

Меня пригласили на освящение храма. Незабываемая поездка! Отрадные впечатления… Я с наслаждением прожил там с неделю.

Ехать пришлось через польский коридор. На станции меня радостно встретили крестьяне и повезли в храм. Дорогой встречались "беспоповцы" — старухи, бабы… Завидя меня, отворачивались, плевались, но все же украдкой старались подсмотреть, что за архиерей приехал…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза