Читаем Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной полностью

Огромный металлургический завод. Громадные доменные печи… Шахты… Много русских рабочих. Сначала община была приписана к Кнютанжу, и ревностный о. С.Великанов [196] приезжал ее обслуживать, потом она решила организоваться самостоятельно. Заводское управление отнеслось к проекту благожелательно и уступило под церковь каменное здание, а о. Великанов по-братски уделил церковке все, что мог, из утвари и облачений.

Первым настоятелем в Ромба был пожилой протоиерей Григорий Гончаров. Его сын, инженер, служил на местном заводе, недурно зарабатывал, и о. Гончарову жилось неплохо. Но свои священнические обязанности он нес без увлечения, без малейших творческих попыток. Когда я впервые посетил приход, я увидал удручающую картину. В церкви пыль, паутина… — полное запустение. И моральное состояние колонии самое печальное. Винить людей нельзя: глушь… развлечений нет… Труд тяжкий, беспросветный… Семейных на всю колонию два-три дома, остальные рабочие — холостяки (большинство врангелевские солдаты). Пьянство, разнузданность, мрачная беспечность людей, которым терять нечего. И при этом развале отсутствие пастырской попечительности, энергии, бездеятельность о. настоятеля… О.Гончаров ни поднять, ни отрезвить прихода не мог. Он понял свою вину и просил перевести его в Деказвиль к другому его сыну-инженеру. Преемника ему в Ромба я никого не назначил, а впредь до приискания подходящего священника приписал опять приход к Кнютанжу.

Тут на горизонте появился племянник бывшего гродненского губернатора [197] — о. Вячеслав Зейн. Он принял священство в Сербии. Я имел несчастье поручить ему приход в Ромба. Когда-то он был частным приставом и усвоил полицейские замашки… "Вы понятия не имеете, что значит быть священником!" — сказал я ему. Он подал прошение об увольнении. Я предложил ему уехать обратно в Сербию, но он пытался выпросить у меня позволение на устроение в Вердене церкви св. Евлогия, архиепископа Александрийского. Я отказал, и он уехал в Сербию.

В Ромба я направил о. Луку Голода [198]. Начался краткий, но цветущий период. Все преобразилось до неузнаваемости. Атмосфера очистилась. Пьяницы присмирели. Беспорядка и запущенности в церкви как не бывало… В безнадежно мрачном приходе посветлело. О.Лука дал прочную организацию, сумел создать вокруг церкви трезвое окружение. За его заслуги я перевел его в более видный приход — в Лион, а в Ромба назначил молодого священника о. Павла Пухальского [199] (окончившего Богословский Институт).

Сперва я несколько молодости о. Пухальского боялся, но он оказался самостоятельным, энергичным и твердым. Много внимания он уделил благоукрашению церкви. Отличный резчик, рисовальщик, техник и вообще мастер на все руки, он кое-что разрисовал и раскрасил, кое-где приладил электрические лампочки — и церковь приобрела нарядный вид. Прихожане о. Павла полюбили. Группа казаков-пьяниц попыталась организовать оппозицию, но без успеха. Дело было в том, что о. Пухальский, несмотря на молодость, повел приход твердой рукой и за беспробудное пьянство лишал права участия в Приходском собрании. Влияние его настоятельства было, несомненно, благотворным. Я перевел его в Лилль.

Теперь во главе прихода в Ромба стоит священник Михаил Яшвиль, чудаковатый, но прекрасной, кроткой души батюшка. Авторитетом он не пользуется, и не очень-то прихожане его слушаются, но его любят и с ним ладят. Когда случается ему сказать пастве несколько слов, он говорит не красноречиво, но от всей души.

Коломбель (Кальвадос)

В Коломбеле, значительном заводском центре Нормандии, в департаменте Кальвадос, церковная жизнь началась так же, как почти всюду — с вызова священника на большие праздники. Я посылал о. Гавриила Леончукова, протоиерея Чернавина, о. Фащевского, о. Шефирцы и, наконец, о. Георгия Спасского. Обычно приход возникает от религиозной ревности и творческих дарований командированного священника. Один приедет, механически отслужит праздничные службы — "и с колокольни долой"; другой зацепится, начинает завязывать связи с богомольцами, располагает их к созданию прихода. Таким зачинателем прихода в Коломбеле был о. Георгий Спасский [200].

Местная заводская администрация, равнодушная к вопросам христианской веры, проявила, однако, полную готовность поддержать религиозные побуждения русских рабочих, учитывая культурно-просветительное и морально-отрезвляющее влияние церкви на рабочую массу. С честными, трезвыми, морально-приподнятыми рабочими иметь дело приятнее, и труд таких людей производительней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза