Флотилия пересекла экватор в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля. На следующий день впервые после выхода из Портсмута налетел сильный шквал, палубные люки задраили, каторжники очутились в полной темноте. Для тех, кто подобно Ричарду проводил все время на палубе, происходящее стало кошмаром; их радовало лишь то, что зловоние ослабело. Волны ударяли в левый борт, поэтому «Александер» постоянно колыхался из стороны в сторону, взлетал на гребни и обрушивался вниз, а его пассажиры ощущали то тяжесть в желудке, то жутковатую легкость. При движении поперек волн они катались от одной переборки к другой. Морская болезнь, которая на время отпустила свои жертвы, вновь усилилась; Айк изнемогал от страданий.
Его мучения не прекращались. Когда флотилия миновала полосу штормов, успев наполнить бочонки и вновь увеличить норму пресной воды, всем, даже безутешному Джо Лонгу, стало ясно, что Айзек Роджерс не выживет.
Однажды он позвал к себе Ричарда, и тот присел напротив Джо, который держал голову Айка на коленях.
– Мой путь закончен, – произнес Айк. – Как я счастлив, Ричард! Порадуйся за меня. Присмотри за Джо – ему придется нелегко.
– Не беспокойся, Айк, мы позаботимся о Джо.
Айк с усилием приподнял исхудавшую руку и указал на полку, приколоченную к потолочной балке.
– Ричард, возьми мои сапоги. Только тебе они придутся впору. Я знаю, тебе они пригодятся. Они твои, понял?
– Понял. Я разумно распоряжусь ими.
– Вот и хорошо, – откликнулся Айк и смежил веки.
Больше он не открывал глаз и через час скончался.
На борту «Александера» умирало столько людей, что саваны пришлось шить из старых парусов. Облаченного в чистую одежду Айзека Роджерса завернули в парусину и вынесли на палубу. Раскрыв молитвенник, Ричард прочел заупокойную молитву, вверяя душу Айка Богу, а его тело – океанским глубинам. К трупу привязали базальтовые глыбы, собранные на том же берегу Тенерифе, где нашли Джона Пауэра, – запас железных полос на корабле уже иссяк. Брошенный за борт труп немедленно ушел ко дну.
Доктор Балмен распорядился вновь провести оздоровительное окуривание, протереть нижнюю палубу дегтем и покрыть новым слоем побелки. Корабельному врачу жилось одиноко, компанию ему изредка составляли только два лейтенанта. Однако они питались отдельно и явно не желали иметь с врачом ничего общего. Подобно Артуру Боусу Смиту, врачу с «Леди Пенрин», Балмен ради развлечения изучал морских обитателей, которые попадались на удочки, а если они были невелики, заспиртовывал их. После того как на корабле появились цепные насосы, спускаться на нижнюю палубу врачу стало легче, однако он по-прежнему дулся на доктора Уайта и решил во что бы то ни стало доказать: он не виноват в том, что несчастные каторжники продолжают умирать.
Когда одного из узников, стоявшего на носу, смыло за борт волной, всего на корабле осталось сто восемьдесят три каторжника.
В начале августа флотилия встала на якорь у мыса Фрио, на расстоянии дня пути к северу от столицы Бразилии. Однако высокие зубчатые вершины на побережье были не менее коварными, чем горы Сантьяго: они преграждали путь ветру, и у берегов царил штиль или «кошачьи лапки». В Рио-де-Жанейро суда плелись медленно, как улитки, и добрались до порта лишь ночью с четвертого на пятое августа. Здесь уже наступила зима: Рио-де-Жанейро располагался к югу от экватора, чуть севернее тропика Козерога. Плавание от Тенерифе до Бразилии заняло пятьдесят шесть дней, из Портсмута суда вышли восемьдесят четыре дня назад, и при округлении этих цифр получалось восемь и двенадцать недель. За это время флотилия покрыла шесть тысяч шестьсот сухопутных миль.
Чтобы войти в воды Португалии, требовалось получить особое разрешение, а это было непросто. Только в три часа пополудни флотилия обогнула косу шириной в милю между двумя прибрежными скалами и вошла в гавань под грохот пушек «Сириуса», которым дружно ответили орудия форта Санта-Крус.
Едва рассвело, все обитатели «Александера» столпились на палубе, завороженные видом незнакомого, но прекрасного места. Южный утес с виду напоминал тысячефутовое яйцо из розовато-серого камня, увенчанное рощей, а северный, менее живописный, был совершенно голым. За ними теснились другие скалы, и с ровными, и с остроконечными вершинами, поросшие густыми ярко-зелеными лесами, среди которых попадались равнины и нагромождения серых, белых, розовых камней. Вдоль берега тянулись желтые изогнутые песчаные пляжи с белой пенистой кромкой океанского прибоя, ярость которого смягчала длинная и широкая прибрежная коса. Корабли встали на якорь неподалеку от берега, напротив одной из многочисленных крепостей, воздвигнутых для охраны Рио-де-Жанейро от пиратов. Только на следующий день буксиры отвели все одиннадцать кораблей к пристани у Сан-Себастьяна – так по-другому назывался Рио. Город расположился на квадратном полуострове, а его щупальца протянулись по долинам между горными пиками.