Между капитаном Дунканом Синклером и агентом подрядчика, мистером Закери Кларком, разразилась яростная ссора: капитан отказался принять на борт новый груз галет, заявив, что на вкус они ничем не лучше опилок. Синклер был занят погрузкой домашнего скота, преимущественно овец и свиней, половина которых предназначалась для разведения в Ботани-Бей. На корабль в огромном количестве свозили кур, уток, гусей и индеек, и вскоре ют и шканцы стали напоминать скотный двор. Со своего наблюдательного пункта на ютовой надстройке Синклер теперь видел лишь поросшие шерстью спины. Тюки сена и мешки фуража запихивали под нижние нары в тюремной камере, так что там едва хватало места ведрам и личным вещам каторжников. Кроме того, все уже узнали, кто из узников нечист на руку, вещи каждого вора периодически осматривали, всякий раз обнаруживая среди них чужую собственность. Чаще всего воры льстились на еду и ром, незаконно приобретенный у сержанта Найта, на которого вскоре донес один из рядовых пехотинцев. Даже во время стоянки в порту на корабле находились люди, способные убить ради кружки рома.
К тому времени все попугаи из Бразилии сдохли, из домашних любимцев уцелели только скотчтерьер Уоллес и принадлежащий лейтенанту Джорджу Джонстоуну бульдог Софи. Софи забеременела – очевидно, от Уоллеса, что весьма забавляло Шарпа, и все обитатели корабля с нетерпением ждали появления потомства двух представителей совершенно разных пород. Котят Родни к тому времени раздали на другие суда, но сам Родни и его подруга ничуть не похудели за время плавания.
К концу первой недели ноября на судно начали грузить провизию, а капитан Синклер распорядился отчистить наружную обшивку «Александера» в тех местах, где ее не покрывали листы меди. Вдохновленный всеобщей суетой, врач Балмен в очередной раз провел окуривание, чистку и побелку камеры и помещения для морских пехотинцев. Он без устали вспоминал восхитительные поездки в город и к подножиям холмов, восхищался красотой местных кустарников и деревьев, почти сплошь покрытых весенними бутонами – и какими бутонами! Многие из них напоминали каракулевые шапки пастельных тонов, обрамленные гигантскими лепестками.
– Напрасно я не попросил мистера Донована об очередном одолжении, – ворчал Ричард, яростно орудуя кистью. – Сообщить торговцам побелкой, что наш врач закупает ее без разрешения начальства!
Флотилия покинула оживленную гавань двенадцатого ноября вместе с американским торговым судном из Бостона. Его экипаж столпился на палубе, впервые видя такой массовый исход кораблей из порта. На якоре суда простояли тридцать дней, и все это время команды так усердно запасались грузами, что теперь на каждом корабле царила теснота. Женщин-каторжниц перевели с «Дружбы» на другие корабли, чтобы освободить место для овец и нескольких коров; на «Леди Пенрин» разместили жеребца, двух кобыл и жеребенка для губернатора. На остальные суда тоже погрузили лошадей и коров, а также множество овец, свиней и домашней птицы, поэтому вскоре нехватка воды стала более чем ощутимой. Особое внимание уделили размещению лошадей: для них соорудили загоны, в которых животные могли только стоять, не сдвигаясь ни на дюйм в сторону. Потеряв равновесие при качке, лошади легко могли сломать ноги. За коровами тоже ухаживали, как за ценным грузом.
Последний этап плавания начался точно так, как предсказывал Стивен Донован. Ветры и течения словно сговорились препятствовать продвижению флотилии и при этом не церемонились; то и дело налетали шквалы и поднимались высокие волны. Страдания пассажиров, подверженных морской болезни, возобновились. Наконец командор передал командование капитану «Сириуса» Джону Хантеру, а сам на «Дружбе» отправился на поиски благоприятного ветра. Через день шквалистый ветер утих, суда вошли в полосу штилей, борьба с парусами окончательно перестала приносить результаты.
За тринадцать долгих дней флотилия отдалилась лишь на двести сорок девять миль к юго-востоку от мыса. Норму воды вновь урезали до трех пинт в день, что возмутило всех обитателей судов, которым не хватало даже четырех пинт. Лейтенанты с «Александера» негодовали, поскольку теперь раздача питьевой воды превратилась в настоящий ритуал. Сержант Найт был отстранен от него, поэтому лейтенантам приходилось полагаться на трех весьма ненадежных капралов. А тем временем Найт, ничуть не огорченный новым распоряжением начальства, покачивался в гамаке, потягивая купленный у Эсмеральды ром. Майор Росс считал, что отстранение станет для Найта тяжким ударом; он и представить себе не мог, сколько денег накопил Найт за время плавания, исподтишка продавая ром таким ценителям, как Томми Краудер.