Каторжникам стали выдавать провизию на целую неделю. Им пришлось нелегко: требовалась огромная сила воли, чтобы сдержаться и не съесть всю еду в первые же два дня. Теперь, когда все каторжники были вынуждены работать, паек казался им особенно скудным. Благодаря любезности лейтенанта Ферзера у них появились чайники и котелки, жаль только, что класть в них было почти нечего.
Отряд Ричарда достроил свое жилище. Стены заменили двумя слоями веток – один был расположен вертикально, а другой горизонтально; прочную кровлю из пальмовых веток поддерживала решетчатая рама. Даже во время ливней в хижине было довольно сухо, но ветер проникал во все щели, и поэтому вскоре пришлось прикрыть стены снаружи связанными пальмовыми ветками. Окон в этом жилище не было, единственная дверь находилась под прикрытием глыбы песчаника. Какой бы убогой ни была эта хибара, она во всех отношениях превосходила тюремное помещение «Александера». В хижине пахло чистой смолой, а не зловонной смесью дегтя и нечистот, пол устилали сухие листья. Кроме того, на каторжников не надели кандалы и оставили их почти без надзора. Пехотинцы следили только за теми заключенными, кто уже не раз доставлял им неприятности, поэтому благополучные отряды были предоставлены самим себе. Их лишь время от времени навещали пехотинцы, убеждаясь, что работа продолжается.
Рабочим местом Ричарда стал небольшой навес за палатками пехотинцев, поблизости от ям для лесопилок, рыть которые в каменистой почве было нелегко. Вместо лопат землекопы поминутно брали в руки кирки и ломы.
Пилы еще не успели разгрузить (разгрузка шла донельзя медленно), и топоры тупились быстрее, чем Ричард успевал затачивать их.
– Мне нужны помощники, сэр, – однажды обратился он к майору Россу. – Дайте мне двух учеников, и к тому времени, как понадобится точить пилы, я успею обучить их затачивать топоры.
– Ты рассуждаешь разумно. А зачем тебе сразу двое помощников?
– Затем, что по поводу вещей в колонии уже начались споры. Составление списков – хорошее дело, но еще полезнее было бы вырезать имя владельца на рукоятке каждого топора или молотка. А когда разгрузят пилы, точно так же можно поступить и с ними. Так мы избавим интендантов от лишней работы, сэр.
В уголках светло-серых глаз появились мелкие морщинки, хотя улыбка так и не осветила лицо.
– Морган, у тебя и впрямь светлая голова. Ты уже выбрал себе помощников?
– Да, сэр, – двух каторжников из моего отряда. Коннелли будет вырезать имена, а Эдмундс – учиться точить топоры.
– Твой ящик с инструментами я пока не нашел.
Ричард опечалился.
– Очень жаль, – вздохнул он. – Они пригодились бы мне.
– Не отчаивайся, я продолжаю поиски.
Февраль принес грозы и штормы, переменчивые ветры с моря и множество жарких, влажных дней, к концу которых на юге или северо-западе в небе неизменно сгущались тучи. После южных бурь обычно наступала блаженная прохлада, а во время северо-западных выпадал град размером с яйцо и зной усиливался.
Фауна окрестных земель казалась каторжникам бедной – ее составляли различные виды крыс и миллионы муравьев, жуков, сороконожек, пауков и других кусачих насекомых. Зато в небе и на деревьях обитали огромные стаи птиц сказочной красоты. Здешние попугаи казались плодом богатого воображения – огромные белые с торчащими тускло-желтыми хохолками, серые с цикламеновой грудью, черные, радужные, светло-зеленые, пятнистые, красно-синие, зеленые и еще множества самых разных расцветок. Крупные бурые зимородки охотились на змей, ломая их позвоночник о ветки, и издавали звуки, напоминающие дьявольский хохот; одна из больших птиц, гнездящихся на земле, с хвостом наподобие греческой лиры, имела повадки павлина. Колонисты, сопровождавшие губернатора во время экспедиций в глубь материка, видели черных лебедей, орлов с размахом крыльев более девяти футов, ястребов и соколов. Над головами бесстрашно порхали крохотные вьюрки и крапивники – пестрые жизнерадостные пичуги. Все птичье царство поражало разнообразием цветов и оттенков оперения, а также звучными голосами. Некоторые птицы пели мелодичнее соловья, другие пронзительно кричали, голоса третьих напоминали звон серебряных колокольчиков, а громадные черные вороны издавали жуткие звуки, неизменно пугавшие англичан. Но вскоре колонисты с досадой убедились, что ни одна из множества птиц не годится в пищу.
Колонистам удалось увидеть и некоторых местных животных – преимущественно толстых, покрытых густой шерстью грызунов. Но кенгуру, о которых были наслышаны англичане, не приближались к лагерю – видимо, они были слишком робкими и пугливыми в отличие от громадных древесных ящериц. Эти ящерицы преспокойно бродили по лагерю, не удостаивая людей взглядами, и совершали набеги на офицерские палатки, превосходя дерзостью и прожорливостью самых голодных каторжников. Одна из таких ящериц, достигающая в длину четырнадцати футов и похожая на аллигатора, долго наводила ужас на колонистов.