Путь на Балканы (СИ)

Улучшив минуту, башибузук вихрем пролетел мимо караульных и бросился на ненавистного ему офицера. Тот, не ожидая нападения, растерялся и не смог сразу оказать сопротивления. Сцепившись, они покатились по дороге, отчаянно борясь друг с другом. Солдаты поначалу оторопели от подобной наглости, но через секунду, опомнившись, бросились на помощь своему командиру. Федька Шматов первым достиг дерущихся и, боясь зацепить прапорщика штыком, с размаху въехал сапогом черкесу по ребрам. Тот, впрочем, не ослабил хватки, продолжая изо всех сил душить Николая. Но за первым ударом последовал второй, потом подоспели еще солдаты и извивающегося от ярости бандита оторвали от Штерна и оттащили в сторону, награждая попутно ударами приклада.

— Спасибо, братцы, — прохрипел офицер и сделал попытку подняться.

К его удивлению это не удалось, и Николаша со стоном опустившись на землю, изумленно обвел собравшихся вокруг товарищей глазами.

— Да как же это? — жалобно спросил Федька, с ужасом наблюдая, как на шинели прапорщика расплывается кровавое пятно.

Как оказалось, шустрый черкес успел выхватить у офицера кинжал и им же его и заколол. Теперь он, увидев смерть своего врага, совсем успокоился и принял почти торжественный вид. Губы его скривились в презрительной усмешке, так что обезображенное шрамом лицо стало совсем страшным. Теперь, отомстив за брата, он мог спокойно уйти к своим предкам.

Но простым русским солдатам, стоявшим вокруг убийцы, было не до его душевных порывов. Они любили своего барчука и когда он был простым вольноопределяющимся и не изменили своих чувств, когда тот стал офицером. За то, что он был прежде одним из них и делил с ними все тяготы войны, пока был рядовым, за то, что не изменился в худшую сторону став "благородием". Коротко переглянувшись, они все для себя решили и не стали тратить слов. Первым к черкесу подошел Шматов и, коротко размахнувшись, ударил его прикладом в предплечье. Хрустнула кость, а место Федьки занял другой. Через минуту в теле еще живого башибузука не осталось ни одной целой кости, а его судьи и палачи погнали пленных дальше. Те и без того не пытались геройствовать, а увидев расправу над своим товарищем и вовсе притихли, больше не доставив своим конвоирам никаких неудобств. А когда офицер, сверявший их количество с рапортичкой, удивился недостаче, все как один сказали: — "Убечь хотел, ваше благородие!"

Николай Штерн прожил еще несколько часов и успел проститься с молодой женой, наказав ей сберечь ребенка, затем улыбнулся стоящим вокруг товарищам и тихо ушел, приняв перед смертью последнее причастие от отца Григория Лапшина. Тело молодого офицера с воинскими почестями похоронили на местном кладбище. Говорят, его потомки до сих пор живут в этой деревушке, храня как величайшую реликвию шашку и кинжал своего русского прадедушки.

Мирча с досадой посмотрел на рукав своего пальто. Угораздило же его так неловко зацепиться, что теперь на нем красовалась большущая дыра, которую аккуратно не заштопаешь, так что он из более-менее прилично одетого господина разом превратился в оборванца. Теперь о некоторых делах до весны, когда пальто можно будет сменить на видавший виды сюртук, придется забыть, а это было почти что катастрофой. Но делать было нечего, надо идти домой и просить старую Мару сделать хоть что-нибудь с его одеждой.

— Здорово, бродяга! — остановил цыгана подозрительно знакомый голос, но увидев его обладателя, Мирча только сплюнул от досады.

— Я русский не разумею, — буркнул он и хотел пройти мимо, но проклятый солдат преградил ему дорогу.

— А мне и не надо, что бы ты по-русски соображал, — хмыкнул Дмитрий. — Мне надо, чтобы ты меня со своим бригадиром, то есть старшим свел.

— Вот что ты ко мне привязался? — почти плачущим голосом начал вор. — У меня от тебя одни неприятности!

— Это точно, и если ты не сделаешь, как я сказал, то я и вовсе стану как гвоздь в твоей заднице.

— Плохой ты человек! — продолжал хныкать Мирча и вдруг рванулся, что было сил, бежать, надеясь уйти от несносного русского, но тот вовсе не стал его преследовать, а лишь крикнул вслед:

— Завтра на этом месте, одни и без оружия!

Как видно слова его были услышаны и наследующий день встреча состоялась. Главарь местных жуликов явился-таки на встречу, хотя и не в одиночестве, — чуть в стороне прогуливались со скучающим видом два мордоворота.

— Здорово, дядя, — поприветствовал его Будищев.

— И тебе не хворать, солдат. Зачем звал?

— Да так, дело одно есть.

— Что-то ты путаешь, солдат, нет у нас никаких дел. Ты балканских христиан от турецкого ига освобождаешь, а мы просто живем.

— Да я тоже хочу просто жить, причем, желательно здоровым и богатым, а не бедным и больным.

— Похвальное желание. Только вот мы тут при чем?

— Есть возможность заработать.

— И много?

— Точно не скажу, но не меньше пятидесяти тысяч франков.

— Откуда мне знать, что ты не врешь? — нахмурился жулик.

— А зачем мне врать? — вопросом на вопрос ответил Дмитрий.

— Не знаю, может ты жандарм!

— Русским жандармам ваши дела интересны как рыбе зонтик.

— Допустим. Но что за дело?