Она сама должна умереть на следующий день. Мария Уайатт, навестившая ее, рассказала ей, как достойно умерли эти мужчины, последовав примеру Джорджа, какие они сделали заявления прямо на эшафоте, как смело встретили свою смерть.
– А как Смитон? – спросила Анна. Она все еще представляла его себе мальчиком с нежным взглядом огромных глаз, она не могла поверить, что он не скажет правды на эшафоте. Мария молчала. Анна воскликнула:
– Он не оправдал меня, не признался, что оболгал меня?! Она с ужасом смотрела на молчавшую Марию.
– Как жаль, – заметила наконец Анна с грустью в голосе. – Теперь его душа будет страдать за ту ложь, которую он говорил.
Вдруг лицо ее просветлело.
– О Мария! – воскликнула она. – Теперь уже недолго. Мой брат и остальные, я не сомневаюсь, предстали уже перед более великим королем, а я последую за ними завтра.
Когда Мария ушла, она загрустила. Она сожалела о том, что в Ламберте в ней возродили надежду. Она приготовилась к смерти, а они пообещали ей, что она будет жить, а жизнь так прекрасна. Ей всего двадцать девять лет, и она очень красива. И хотя она считала, что устала от жизни, когда они возродили в ней эту надежду, она ухватилась за нее!
Она думала о своей дочери и очень беспокоилась за нее. Три года – это так мало. Она не поймет, что стало с ее матерью. О, пусть они будут добры к Елизавете!
Она попросила леди Кингстон зайти к ней, и когда та пришла, Анна заперла дверь и, вся в слезах, попросила леди Кингстон сесть.
Леди Кингстон сама была тронута несчастьями Анны.
– Мой долг, – сказала она, – стоять в присутствии королевы.
– Я рассталась с этим титулом, – ответила на это Анна. – Я приговорена к смерти, и в этой жизни у меня больше ничего нет. Я хочу очистить свою совесть. Прошу вас, выполните мою просьбу.
Она зарыдала, слова ее были бессвязны. Она упала на колени и умоляла леди Кингстон отправиться к Марии, дочери Катарины, встать перед ней на колени и умолять ее простить Анну Болейн за то горе, которое Она принесла ей.
– Пока это не будет сделано, – говорила Анна, – моя совесть не будет чиста.
После этого она несколько успокоилась и стала думать о своей дочери.
Ей сообщили, что казнь не состоится в назначенное время. Она откладывается. Анна почти успокоилась, и сообщение о том, что ей придется прожить еще несколько часов на этой земле, ее разочаровало.
– Мистер Кингстон, – сказала она, – я слышала, что не умру до полудня. Мне очень жаль. Потому что я думала, что к этому времени меня уже не будет в живых и все мои мучения будут позади.
– Это не будет особенно мучительно, – ответил ей Кингстон. – Все произойдет быстро.
– Я слышала, – заметила она, – что палач у нас хороший, да и шея у меня тоненькая.
Она обхватила шею пальцами и засмеялась. И вдруг успокоилась. У нее есть еще целый день жизни. Она слышала, что время ее казни держится в тайне и что казнить ее будут не на холме Тауэр, где любой человек может увидеть, как она умирает. Король боялся реакции народа.
Наступил вечер. Она была то веселой, то грустной. Шутила по поводу своей смерти.
– Мне можно дать прозвище – Королева Анна без головы. Она сочинила для себя погребальную песнь:
Она одевалась так тщательно, как будто бы собиралась на банкет, а не на эшафот. Ее платье из серого Дамаска было опушено мехом и с большим декольте. Под платьем была малиновая юбка. Волосы украшал жемчуг. Никогда еще она не выглядела такой красивой – щеки ее пылали, глаза блестели, и все переживания и страхи последних недель как бы покинули ее. Лицо ее казалось светлым и безмятежным.
В сопровождении четырех леди, среди которых была ее любимая подруга Мария Уайатт, с большим достоинством и грацией она подошла к лужайке у церкви Святого Петра и Винкулы. Медленно и спокойно она поднялась по ступенькам, которые вели к возвышению, устланному соломой. Она могла улыбаться. Очень мало людей присутствовали при последних минутах ее жизни, потому что время и место ее казни вынуждены были скрывать от народа.
Среди тех, кто собрался у эшафота, она увидела герцогов Саффолка и Ричмонда, но теперь она не чувствовала к ним ненависти. Она увидела Томаса Кромвеля, старший сын которого теперь был женат на сестре Джейн Сеймур. Да, подумала Анна, когда моя голова покатится в опилки, он почувствует себя значительно лучше, потому что станет родственником короля.